Читать онлайн «Чингисхан: Покоритель Вселенной». Страница 36

Шпионы-«послы» доложили монгольскому Герою все, что узнали:

— Ван-хан пирует и веселится в «золотом тереме». Если идти без остановки день и ночь, можно накрыть его внезапным налетом.

Чингисхан тут же отдал нужные распоряжения. Монголы сели на лошадей и скакали всю ночь, не останавливаясь, ведомые Чжурчедеем и Архай-Хасаром, начальниками передового отряда.

Кераиты стояли лагерем у входа в Чжер-кабчигайскую падь, близ Чжечжеерских высот. Монголы появились неожиданно. Тем не менее Ван-хановы люди первый удар отразили. Они успешно отбивались в течение трех суток. Увы, окруженным со всех сторон, им пришлось сложить оружие, и только горстке людей, в том числе Ван-хану и Сангуму, удалось скрыться под покровом ночи.

Победа Чингисханом была достигнута благодаря четко разработанной стратегии: после скрытного ночного перехода монголы нанесли внезапный удар, за которым последовало полное окружение противника, словно в мышеловке запертого в ущелье.

Это была очередная победа из длинной череды великих побед, одержанных Героем. В то же время она считается решающей, ибо тогда окончательно закрепилось единовластие Чингисхана над кочевниками.

Победив под Чжер-кабчигаем, Есугаев сын прежде всех наградил табунщиков Бадая и Кишлиха, вовремя известивших о готовившемся нападении кераитов и тем спасших ему жизнь. Монгольский Герой отблагодарил их по-царски, отдав Тоорилов «золотой терем» вместе с «Винницей, утварью и прислугой», набранной из людей, относящихся к племени онхочжитов. Сверх того, пастухи вместе с титулом «тархан» получили право «повелевать своим подданным носить свой сайдак и провозглашать чару на пирах», то есть, как нам представляется, право на личных телохранителей-«колчаноносцев», право оставаться с оружием на царских пирах и иметь на них собственные кувшины с напитками. Кроме всего перечисленного, Бадай и Кишлих получили — награда не менее вожделенная — разрешение оставлять себе «ту военную добычу, какую только нашли». Эта привилегия являлась особенно завидной потому, что за редким исключением все трофеи и вся дичь складывались на общий «стол» для последующего распределения ханом или его генералами.

Ценность всех этих наград возросла, когда Чингисхан присовокупил к ним следующую похвальную речь:

— Благодаря подвигу Бадая и Кишлиха, подвигу, который спас мне жизнь, я, с помощью Вечного Неба, ниспроверг кераитский народ и сел на высокий престол. Пусть же наследники мои на троне, из рода в род, преемственно хранят память о тех, кои совершили подобный подвиг!

Вот как монгольский Герой создавал себе окружение из преданных людей.

Кераиты, храбро до того защищавшиеся, в конечном итоге примкнули к Чингису. Поведение одного из их военачальников, по имени Хадах-баатур, из племени джиргин, весьма характерно. Приведенный к Темучжину после капитуляции единоплеменников, он заявил ему:

— Мы бились три дня и три ночи. Увидав своего природного государя, я подумал: «Возможно ли схватить его и предать на смерть?.. Нет, — сказал я себе. — Я не могу покинуть своего государя. Буду биться еще, чтобы дать ему возможность прорваться, налегке бежать и спасти свою жизнь». Теперь же, если ты повелишь умереть — умру, а помилуешь — послужу.

Чингисхан выше всего ставил честность и верность присяге даже у врагов.

— Разве не настоящий муж-воин тот, кто не мог покинуть своего природного государя, — воскликнул он, — кто сражался для того, чтобы дать ему возможность спасти свою жизнь? Это — человек, достойный дружбы!

Похвалив Хадах-баатура, Чингисхан помиловал его и определил место служения.

Как мы помним, в первом сражении с Тоорилом смертельную рану получил Хоилдар, вождь манхуудов, один из лучших помощников Темучжина. Не забывая о его вдове и детях, он и отдал им в услужение Хадах-баатура и сто джиргинов.

— И сыновья их, — добавил сын Есугая, — пусть служат детям и внукам Хоилдара.

Сотня других соплеменников Хадаха была передана монгольскому вождю Тахай-баатуру из племени сулдусов. Подобным же образом оказались распределенными между монгольскими вождями остальные кераитские племена: донхойты, тумен-тубегены и т. д. Во избежание неожиданностей Чингисхан лишил кераитов их политического единства и растворил в массе монгольского народа, раздав посемейно или погруппно своим единоплеменникам в качестве слуг или клиентов. Однако, помня о былом братстве по оружию, Чингисхан не был до конца жесток с кераитами. Не случайно в последующем многие из них оказались на высоких постах в монгольской армии и гражданской администрации, и если вспомнить о татарах и найманах, то можно легко убедиться в том, что с ними по сравнению с кераитами обошлись гораздо строже.

И как же могло быть иначе? Ведь, например, один из кераитских нойонов, Джаха-Гамбу, родной брат Ван-хана, дружеские отношения с Чингисханом поддерживал всегда. Впервые он отошел от Тоорила и открыто встал под туг Есугаева сына во время похода на меркитов. Джаха-Гамбу никогда не мог простить Тоорилу убийство их остальных братьев и потому неоднократно выказывал ему свое недовольство. Однажды вместе с несколькими кераитскими аристократами — а именно с Елтухуром, Хубари и Арин-тайзе — он возглавил настоящий заговор. Тоорил его раскрыл, и конспиратору пришлось искать убежище у найманов.

Приведя под ярмо кераитов, Чингисхан создал для брата их царя условия, так сказать, наибольшего благоприятствования, оставив под его началом ту часть народа, которой тот предводительствовал прежде. Двойной семейный брак, казалось, скрепил этот союз окончательно. У Джаха-Гамбу имелись две дочери: Ибаха-беки и Сорхахтани. Первую Чингисхан взял себе, а вторую отдал своему младшему сыну, Толую.

Но оказанными ему милостями брат Тоорила довольствовался недолго и, вновь подавшись в «диссиденты», неожиданно принял участие в анти-Чингисовом заговоре. Разобраться со смутьяном получил задание Чжурчедей, который без особого труда завлек Джаха-Гамбу в западню.

Что касается дочери Джаха-Гамбу, княжны Ибахи, которую взял себе в жены Чингисхан, то он ее при себе держал недолго. Подарив ее Чжурчедею, он отдал Ибаху так же просто, как одарил бы каким-нибудь красивым животным.

Впрочем, поступить так принудили Чингисхана духи. Ему был сон, пробудившись от которого, он объявил молодой жене, что она ему нравилась всегда, но что явившийся к нему ночью Тенгри велел передать ее другому. Сказав это и попросив на него не обижаться, хан кликнул того, кто стерег дверь царской юрты. Отозвался Чжурчедей. Темучжин приказал ему войти. Страж вошел, и государь объявил витязю, что отдает ему в жены княжну Ибаху. От удивления тот потерял дар речи. Тогда хан объяснил Чжурчедею, что говорит вполне серьезно, и, обратившись к Ибахе, повторил, что она была безупречна как в поведении, так и в чистоте, не говоря уже о красоте, и что он дарит ей ордо (юрту), в которой она жила, вместе с причитающимися ей слугами, движимым имуществом, табунами и отарами. Единственно, что он у нее попросил, так это оставить ему половину от ее собственных двух сотен служанок. Кроме девушек, в ее свиту входили также два повара, Аших-Тэмур и Алчих, вероятно, очень хороших, ибо не зря Чингис попросил Ибаху отдать ему одного из них (первого).