Читать онлайн «Чингисхан: Покоритель Вселенной». Страница 23

Рост числа примкнувших к Чингисхану доказывает лишь то единственное, что он оказался тем сильным человеком, которого предпочитают иметь в покровителях, а не во врагах. А также — как ни покажется странным! — то, что его власть не только несла с собой порядок, но и отличалась умеренностью, своеобразной моралью и, я чуть было не написал, «человечностью», то есть обладала всеми теми свойствами, которые отсутствовали у его противников.

Когда оголодавшие роды, метавшиеся между Чингисом и другими вождями, просили нового хана допустить к очередной крупной охоте (а жизнь кочевника всегда была поделена между обжорством и голодом), он их милостиво к ней допускал и при разделе добычи неизменно давал больше, чем они убивали.

Эта щедрость, разумеется, носила чисто политический характер и преследовала только одну цель: создание популярности среди племен и, следовательно, увеличение числа вассалов. И она ее достигала. От племени к племени полетели рассказы, в которых сравнивались исключительная честность и щедрость молодого хана, его представления — одновременно твердые и либеральные — о власти с деспотизмом и неуравновешенностью других претендентов на ханство.

— Господин Темучжин снимет с себя платье и отдаст тебе. Он слезет с коня и предложит его тебе же. Вот тот, кто воистину умеет править страной, кормить своих воинов и содержать дом в порядке! — говорили степняки, сидя вечерами в своих войлочных юртах. Так появились рядом с Чингисханом те преданные люди, которые показали все, на что были способны, когда пробил час великих испытаний.

Если новая власть импонировала племенам своею справедливостью и мудростью, то сам властитель рассчитывал на их безоговорочное послушание. Как мы уже знаем, избирая Темучжина, монгольские князья искали в нем лишь начальника вооруженных сил конфедерации, вдобавок достаточно сговорчивого. Очень скоро они увидели, что ошиблись.

Первая распря случилась на пирушке, устроенной в ононском лесу по случаю присоединения Мунлика и остальных «диссидентов». Когда разносили кумыс, алкогольный напиток кочевников, две вдовы из рода джуркин, Хороджин и Хуурчин, громко возмутились, что их обслужили после Эбегей, простой «второй жены» Сача-беки, вождя этого клана. Осердясь, они «нанесли оскорбление действием кравчему Шикиуру со словами:

— Как ты смел начинать не с нас, а с Эбегей?

Тот воскликнул:

— Не потому ли меня бьют, что не осталось в живых ни Есугая-баатура, ни Некун-тайчжи?»

Этот камень был брошен в огород Темучжина. Он промолчал. Но следующий инцидент на той же попойке не оставил без внимания.

В тот раз за лошадьми Чингисхана присматривал Бельгутай. Вождь Бури-боко находился при лошадях джуркинских. Когда некий хадагидаец покусился украсть оброть с коновязи, его задержали. Бури-боко вступился за него. Он и Бельгутай схватились. Стычка была скорой. Бури-боко рассек саблей правое плечо Бельгутаю. Тот по доброте душевной хотел это злополучное дело замять. Однако сидевший под деревом Чингисхан все видел. Он был взбешен. Его авторитет был поставлен на карту. Инцидент принял серьезный оборот, поскольку джуркинские князья, чьи подданные вели себя так нагло, принадлежали к старшей ветви монгольского царского рода и своим дерзким поведением как бы ставили под вопрос прочность еще очень юной державы нового хана, иными словами, права младшей ветви.

— Как мы можем допускать подобные поступки?! — крикнул он своему брату.

Славный Бельгутай попытался его успокоить:

— Пустяки. Ничего опасного со мной не произошло.

Но Чингисхан ничего не желал слышать, так как его престиж оказался под угрозой. По его приказу на джуркинцев напали с ветками и мутовками для сбивания масла и крепко их высекли. Обеих вдовиц, зачинщиц скандала, посадили под арест. Однако, преподав новым вассалам урок, но желая с ними помириться, Чингисхан спустя время обеих обидчивых старух отпустил.

Беды, свалившиеся на кераитского царя Тоорила, послужили укреплению авторитета его вассала Чингисхана.

Тоорил, вопреки несторианскому христианству, исповедовавшемуся его семьей, и несмотря на то, что из него, Тоорила, сделали легендарного «пресвитера Иоанна», с родней обращался дурно, не по-христиански. Как уже отмечалось, он погубил двух своих братьев и его тяжелой руки избежали только Джаха-Гамбу и Эрке-Хара. Сей последний сбежал от него в Западную Монголию, на Великий Алтай, к найманам. Их царь, Инанча-Билге-хан, вступившись за беглеца, изгнал Тоорила с кераитского престола и возвел на него Эрке-Хара. Тоорил подался в Туркестан, к могущественному царю кара-китаев гур-хану, чья столица Баласагун находилась в долине Чу, западнее Иссык-Куля. Но не прошло и года, как гур-хан его прогнал. Так начались скитания развенчанного кераита по Гоби, между владениями уйгуров и страной тангутов. Нищета изгнанника была такова, что единственным его питанием сделалось молоко пяти мыкавших вместе с ним горе коз, а также кровь верблюда, вену которому он периодически вскрывал; единственным же средством передвижения Тоорила стала слепая лошадь — гнедой конь с черной гривой, как уточняет цитируемый нами пастуший эпос, равно внимательный к тому, что происходило с людьми и лошадьми.

Влача сие жалкое состояние, Тоорил очутился на берегу пруда Гусеур, одной из небольших лужиц той пустыни, находившейся между Ганьсу и верхним Керуленом, когда ему сообщили устное послание Чингиса. Сжалившись над Тоорилом, монгольский хан направил к нему Тахай-баатура и Сукегая с приглашением в гости. Тоорил срочно пустился в путь. В ту пору Чингисхан стоял в Бурги-ерги. Из уважения к Тоорилу он вышел к нему навстречу. Тоорил еле стоял на ногах от усталости и голода. Темучжин отвел ему место в одной из кибиток, вместе с шатрами составлявших его кочевническую столицу, обложил монголов налогом в пользу гостя, откормил и привел его в порядок, а направляясь на зимнюю стоянку под Хубухай, все на том же верхнем Керулене, забрал с собой.

Осенью следующего года (1197 г.) Чингис предпринял поход на меркитов и у горы Хадыхлих нанес им сокрушительное поражение. Их вождь Тохтоа в очередной раз бежал в Баргуджин. Захватив его юрты, запасы продовольствия и табуны, сын Есугая храброго отдал их Тоорилу, который в 1198 году был возвращен на свой престол.

Таким образом, положение Чингисхана и Тоорила существенно изменилось. Да, первый по-прежнему называл себя вассалом кераита и величал его «ханом и отцом», но, спасши его от верной гибели и восстановив на троне, уже обращался с ним как с ровней.