Читать онлайн «Гений войны Рокоссовский. Солдатский долг Маршала». Страница 73

Комиссия вызвала для объяснений командира 316-й стрелковой дивизии генерала Панфилова. Рокоссовский тут же заявил, что гордится соединением Панфилова, и больше того, что сделала дивизия, она совершить была не в силах.

– Ничто не может поколебать моего убеждения, – сказал Панфилов, – что сдача Волоколамска – это не потеря стойкости моих бойцов.

– И, тем не менее, – настаивал председатель комиссии, – военный совет армии дал вам категорическое приказание удержать Волоколамск, но Волоколамск сдан!

Разговор выдался невероятно тяжелым для обеих сторон. После того как председатель комиссии стал утверждать, что Панфилов совершил ошибку, направив на основной участок 690-й стрелковый полк, недавно вышедший из окружения и потому мало устойчивый, Рокоссовский и здесь защитил своего комдива:

– Решительно не согласен с вами. Я, да и не только я, видел этот полк в бою. Его командир – Семиглазов – энергичный, боевой командир, и полк дрался неплохо. Бойцы имеют опыт, а выход из окружения с боями – это закалка личного состава.

Следует признать, что комиссия вполне объективно разобралась в обстановке, сложившейся под Волоколамском, и лишь отметила в качестве недостатка отсутствие резервов у командарма. Но Рокоссовский не пожелал согласиться и с этим выводом и в тот же вечер отправил объяснительную записку в военный совет фронта.

И тогда и позднее Константин Константинович считал, что бойцов, сражавшихся под Волоколамском, нельзя упрекнуть в отсутствии стойкости. Вот что писал он впоследствии: «Именно в этих кровопролитных боях за Волоколамск и восточнее его навеки покрыла себя славой панфиловская дивизия. Ее в армии так и называли, и солдаты 316-й о себе говорили: «Мы – панфиловцы!» Счастлив генерал, заслуживший в массе бойцов так просто выраженную, но неизгладимую в сердцах любовь и веру. Самоотверженно и умело сражался и курсантский полк С. И. Младенцева. Именно эти стрелковые войска и действовавшие с ними артиллерийские части, невзирая на многократное превосходство врага, не позволили ему продвинуться дальше. Мы нанесли немецким соединениям огромный урон, особенно в танках. Противник вынужден был сделать паузу для перегруппировки и подтягивания свежих сил[265]».

В результате самоотверженных действий войск 16-й армии на волоколамском направлении фронт к концу октября удалось стабилизировать на рубеже 4 км восточнее Волоколамска, Рождествено (7 км южнее Волоколамского шоссе у Новопетровского). К этому же времени, благодаря мерам, принятым командованием Западного фронта, удалось остановить противника на р. Нара, на линии 14 км западнее Серпухова, восточнее Тарусы (25 км юго-западнее Серпухова), западная окраина Алексина, на рубеже Колюбакино (19 км юго-западнее Звенигорода), Тучково (30 км северо-восточнее Можайска), восточная окраина Дорохова, Нарвские пруды. В начале ноября войска Брянского фронта остановили противника на подступах к Туле. В результате они обеспечили устойчивость левого крыла Западного фронта, сорвав планы командующего 2-й танковой армии генерала Гудериана обойти Москву с востока.

К. К. Рокоссовский в статье, опубликованной центральными газетами накануне 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, отмечал: «Хотя бои за Москву продолжаются и опасность, нависшая над столицей, не ослабла, уже сейчас можно констатировать провал плана фашистского командования… За каждый шаг на восток он расплачивается огромными потерями в живой силе и технике».

Операция «Тайфун» захлебнулась в 70—100 км к западу от Москвы. Командующему группой армий «Центр» не удалось выполнить приказ Гитлера по окружению советской столицы. Фон Бок нашел причину этому явлению. 25 октября он записал в своем дневнике: «Разделение группы армий и ужасные погодные условия в значительной степени являются причиной того, что продвижение наших войск резко замедлилось. В результате этого русские получили дополнительное время для укрепления обороны и пополнения своих поредевших дивизий. Тем более, что большая часть разветвленной железнодорожной сети вокруг Москвы все еще находится в их руках. И это очень плохо![266]».

Штаб 4-й танковой группы вермахта, в свою очередь, отмечал: «18 октября моторизованные части 40-го корпуса овладевают Можайском, и тут на помощь противнику приходит союзник, которому удается то, что не в состоянии были сделать русские, несмотря на миллионные жертвы и оборонительные позиции. Уже во время боев у Ельни и Бородино выпал первый снег, и вот начинаются русские осенние дожди и вырывают из рук немецких солдат уже почти завоеванную победу. День и ночь льет дождь, идет снег. Земля как губка впитывает влагу, и в жидкой по колено грязи задерживается немецкое наступление. В Москве облегченно вздыхают. Нависшая угроза остановилась в 80 км от Кремля[267]».

Более взвешенно оценивал происшедшее генерал Г. Блюментрит: «Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось… Командование русскими войсками, прикрывавшими Москву, теперь принял маршал Жуков (тогда еще генерал армии. – Авт.). За несколько недель его войска создали глубоко эшелонированную оборону, которая проходила через лес, примыкавший к реке Нара, от Серпухова на юге до Нарофоминска и далее на север. Тщательно замаскированные опорные пункты, проволочные заграждения и большие минные поля теперь заполняли огромный лесной массив, прикрывавший западные подступы к столице[268]».

В чем же заключались причины того, что противник не смог осуществить свои планы? Их много, но, пожалуй, главными являются четыре.

Во-первых, германскому командованию пришлось для ликвидации двух огромных котлов задействовать почти 64% всех дивизий группы армий «Центр» и затратить на это от одной до двух недель. В результате было потеряно время.

Во-вторых, противник всерьез не воспринимал возможности и силы Красной Армии. Поэтому после окружения советских войск под Брянском и Вязьмой враг считал, что битва за Москву выиграна, а это дает возможность решать новые стратегические задачи. В результате левое крыло группы армий «Центр» было повернуто на север, а правое – на юго-восток. Это привело к ослаблению группировки, нацеленной непосредственно на Москву. По справедливому замечанию германского историка К. Рейнгардта, получилось так, что именно выведенных сил «не хватило в решающий момент под Москвой… когда новые русские оборонительные рубежи не были еще укреплены, а резервы русских большей частью находились еще на подходе[269]».