Читать онлайн «Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания». Страница 67

Главного условия для спасения России как военный министр я создать не мог: устранение влияния на управление государством членов царской фамилии… Это влияние мне удалось парализовать лишь отчасти, временно и в недостаточной степени – в моем собственном ведомстве и за свой личный счет. Этой борьбе против великих князей, с их дилетантизмом и безответственностью, при больших претензиях, я обязан прежде всего всем тем, что на меня свалилось после 1914 года. Могу ли я винить себя в том, что не мог создать этих главных условий для оздоровления государственного организма? Я ссылаюсь на Куропаткина, Витте, Государственную думу и революционное движение – все они не смогли побороть исторически сложившиеся факты, так как царь, у которого я был прежде всего слугою, лично отстаивал позицию великих князей. Даже бесцеремонное хозяйничанье в морском ведомстве дяди государя, великого князя Алексея Александровича, не могло открыть глаза царю на то, какой вред наносила безответственность великих князей. Почти ни один из них не был подготовлен и воспитан для какой-либо серьезной обязанности. Общее образование большинства из них, несмотря на хорошее знание иностранных языков, находилось ниже уровня средней школы.

В характере большинства из них были признаки дегенерации, у многих умственные способности настолько ограничены, что если бы им пришлось вести борьбу за существование как простым смертным, то они бы ее не выдержали. Эти непригодные для дела великие князья, подстрекаемые окружающими их людьми или женами, присваивали себе право вмешиваться в дела правительства и управлений, а в особенности – армии. В этом я ничего изменить не мог, хотя мне и удалось того или иного из великих князей удалить с занимаемых ими постов. Это были самые умные и благородные из них, которые на мое объяснение приносимого ими вреда там, где они думали быть полезными, просто уходили. С ними я остался в дружеских отношениях и вспоминаю о них с большим уважением. Но главных врагов армии, честолюбивого и грубого Николая Николаевича и Сергея Михайловича, я вытеснить не смог. Может быть, со временем мне и удалось бы это сделать, если бы мир продолжался еще несколько лет.

При моем вступлении в должность я не мог поставить условием государю удаление великого князя Николая Николаевича, которому еще в 1902 году обещано было главнокомандование армией на германском фронте. Совершенно так, как и в 1911 году, я не мог ставить условием сохранение мной должности военного министра, – если бы оно было направлено против великих князей. Это было бы объяснено и использовано как объявление войны всей царской фамилии.

В конце концов, немыслимо было добиться изменения регламента о членах императорской фамилии, которое привело бы к тому, чтобы великие князья были подчинены общим законам.

Тут были препятствия и опасность, под угрозой которых мне приходилось работать во время переустройства и восстановления армии.

За спину великих князей прятался каждый, критиковавший мои мероприятия, и таких было много, если только не все пострадавшие при моей очистительной работе. К великим князьям обращались не только чины подведомственных мне управлений, но и мои подчиненные. Великим князьям министр финансов Коковцов жертвовал миллионы, в то время как военный министр должен был буквально выпрашивать копейки. Пресса, ползавшая перед великими князьями, – в отношении высших государственных должностных лиц радушно предоставляла свои столбцы клевете на последних. Подводя итог вредной деятельности великих князей и в первую очередь великого князя Николая Николаевича, я могу сказать: они внесли политику в армию, причем Военное министерство, а затем Генеральный штаб, как перед этим армию, заразили тоже политикой. Армии угрожала, таким образом, политика с двух сторон: снизу – вследствие недовольства в народе и агитаций, с этим связанных, и сверху – великие князья, хотя и не объединившиеся в какую-либо партию, но тем не менее действовавшие партийно, когда подводили свои мины под министра, высшее военное начальство или высоких сановников.

Трудно себе представить, что предстояло царскому дому и вместе с ним всей России, какая готовилась участь, если бы вместо Горемыкина, дипломатов Извольского и Сазонова стоял бы у дела такой государственный человек, как Столыпин… Еще два года мира, и Россия со своими 180 миллионами душ имела бы такую мощную армию по количеству, образованию и снабжению, что была бы в состоянии в своих интересах давать направление решению всех политических вопросов европейского материка.

2 Чтобы местных китайских жителей отличать от китайцев, прибывавших из Китая в Приамурскую область, наша остроумная власть придумала своего рода бандероль: рука обвязывалась бечевкой, закрепляемой оловянной пломбой.

В июле 1914 года с моей женой, только что вернувшейся из Египта, мы были приглашены графиней Клейнмихель на ее прелестную дачу. Австро-сербский конфликт как раз в это время достиг своего апогея, и потому вполне понятно, что говорили о политическом положении, тем более что вообще существовало мнение, будто графиня, когда дело касалось Германии, не ограничивалась одними салонными разговорами, а активно принимала участие в дипломатических делах.

В числе гостей графини находился дипломат, который, насколько помню, не был представителем одной из великих держав.

По его мнению, австро-сербский конфликт разрешится сам собой, для войны нет никакого серьезного повода. Великие державы имеют достаточно средств, чтобы потушить эту искру. Все мы тогда думали, что это действительно так и будет. Графиня же считала нужным высказать по этому поводу свое мнение, что не следует играть с огнем и нельзя натягивать струны дипломатического инструмента до такой степени, чтобы они лопнули.

Вскоре после обеда первый приехавший гость сообщил, что, по полученным из Вены известиям, Дунайская монархия ищет несомненно насильственного разрыва с Сербией. На этот раз графиня была права.

Разгар лагерного сезона начинался, когда государь первый раз приезжал в Красное Село, что сопровождалось объездом лагерного расположения, зорей с церемонией и спектаклем в Красносельском театре.

В этот день приезжала масса нарядной публики из Петербурга и дачных мест, лица дипломатического корпуса, военные агенты. Все это стекалось с разных сторон и различными способами передвижения; по железной дороге и по прекрасным, совершенно прямолинейным шоссе – из Петергофа, Ораниенбаума, Стрельны, Сергиевской Пустыни, Лигова, Царского Села, Гатчины неслись автомобили, тройки и более скромные запряжки.