Читать онлайн «Отец Иакинф». Страница 56

Не в силах скрыть удовольствия, ван пригласил архимандрита и пристава садиться. Все остальные продолжали стоять в отдалении.

Поблагодарив за подарки, ван обратился к Иакинфу:

— Мы рады приветствовать русского да-ламу в Святом Курене не только как представителя православной церкви, но и как посланца дружественной империи. Мы сделаем все, чтобы вы могли отдохнуть здесь от беспокойств пути и набраться сил для дальнейшего путешествия в столицу.

Иакинф был приятно удивлен столь ласковым обращением. Не хочет ли ван загладить недавний суровый прием, оказанный русскому послу? Или, может быть, в Пекине недовольны поспешным возвращением графа из Урги?

Тем временем слуги подали гостям чай на русский манер — в чашках с блюдцами (Иакинф успел привыкнуть, что блюдец у монголов нет, да и самые чашки без ручек) и с сахаром.

— А это ваши хара-ламы? {Хара-ламы — черные ламы, монахи.} — спросил ван, просмотрев список миссионеров и поднимая глаза на священнослужителей.

Одного за другим Иакинф представил вану своих иеромонахов и причетников. Тот окинул их внимательным взглядом.

— А это ученики? — перевел он взгляд на студентов миссии и после их представления посоветовал студентам учиться прилежно, не щадя сил, как прилично людям благовоспитанным.

Затем, повернувшись к Иакинфу и приставу, он стал расспрашивать об их возрасте, откуда родом, где служили прежде, справился о здоровье сибирского генерал-губернатора.

Иакинф внимательно приглядывался к вану.

Они сидели друг против друга, ван чуть повыше, на кане.

Иакинфа поражала в этом плотном, большеголовом монголе какая-то удивительная смесь надменности, даже властности, с почти детской любознательностью, которая светилась в больших миндалевидных его глазах.

Ван расспрашивал, какой урожай в этом году в России, о Голландии, об Англии, полюбопытствовал о военных обстоятельствах в Европе.

Желая польстить вану, Иакинф решил спросить его о монгольской словесности. Владетельный монгольский князь считался самым образованным человеком в монгольских степях. Он в совершенстве владел тремя языками — монгольским, маньчжурским и китайским, а на сем последнем даже стихи писал. Никанор, не раз бывавший в Урге, уверял, что ван даже по-русски говорил немного, а понимал и совсем сносно.

Ван с охотой отвечал Иакинфу. Литература монгольская, как выяснилось, по преимуществу духовная. Все больше буддийские сочинения — догматические, обрядовые, нравоучительные.

— В прошлом году, — рассказывал ван, — хутухта привез из Тибета золотой "Ганчжур" — полный свод священного писания шакья-муниевого. Теперь он у нас на монгольский язык переводится.

— А есть в вашей словесности книги исторические? — допытывался Иакинф.

Чем дальше он углублялся в монгольские степи, тем больше влекла его история этого удивительного народа. Его интересовало, как это вдруг из Алтайских и Хэнтэйских гор, словно из могучего вулкана, с неудержимостью кипящей лавы вырвались до того никому не ведомые монголы и разлились во все страны — не только сопредельные, но и самые отдаленные, включая Россию и даже Польшу и Венгрию. Все больше занимали его фигуры Чингиса и Батыя, Угедея и Хубилая. И что же произошло дальше с этим воинственным народом, перед которым трепетал весь мир?

Перед ним сидел, держа в руках тоненькую китайскую чашку, прямой потомок страшного Чингисхана. Когда Иакинф заговорил о монгольской словесности, ван приметно оживился. Видно, не часто ему приходилось слышать такие вопросы.

— Я слышал, князь, вы сами потомок Чингисхана, и мне любопытно узнать, есть ли в вашей словесности книги о Чингисхане, о предках и потомках Чингисовых.

— А как же, конечно! Есть у нас такая книга "Алтай Тобчи" — "Золотая книга" по-вашему. Начинается она сказанием о том, как появился на свет праотец нашего народа. Он был рожден от серого волка и пестрой лани. А есть и более древняя книга, семь с половиной веков тому назад она составлена, — "Сокровенное сказание". Это заветное предание дома Чингисова. Есть у нас и повести, и рассказы, и песни народные.

Весь дальнейший разговор шел главным образом между Иакинфом и ваном, только амбань вставлял время от времени два-три слова.

Наконец ван поднялся, показывая, что аудиенция окончена.

Не прошло и часа после возвращения от вана, как его чиновники и служители доставили для начальника миссии и пристава разные яства на двадцати блюдах и несколько кувшинов шаосинского вина. Как они объяснили, пить его надо в подогретом виде из маленьких чашечек, которые и были доставлены вместе с вином.

Чиновники вана вручили и ответные подарки — чай и китайские шелковые материи: начальнику миссии и приставу по два куска, а прочим — по одному. Сверх того, Иакинфу были преподнесены две огромные книги в роскошных переплетах тисненной на монгольский манер кожи. Иакинф оценил внимание вана.

Монгольские чиновники, которых Иакинф и Первушин щедро одарили, рассказывали, что ван остался доволен встречей с миссией.

III

В Урге они пробыли еще неделю. Надо было и самим отдохнуть, и отощавший скот подкормить на вольных пастбищах, и прикупить новых верблюдов, — впереди простиралась безводная пустыня Гоби.

Пока Первушин вел переговоры с чиновниками княжеского ямыня о дальнейшем, пути, о проводниках и верблюдах, Иакинф знакомился с городом и окрестностями.

Добился он этого, правда, не без труда. Китайский пристав, битхеши, говорил, что он не может рисковать особой русского да-ламы, вверенного его попечению, да и не имеет к тому же разрешения вана на такие прогулки. Пришлось сноситься с монгольскими чиновниками княжеского приказа и со знакомым уже заргучеем, у которого они были на официальном обеде.

— А, эти китайские чиновники из столицы! Любят они всякие церемонии. Вот мы, монголы, совсем другое дело, — сказал заргучей и обещал поговорить с ваном. — Ты не беспокойся, да-лама, мы докладываем вану о всяком деле и в любое время, — добавил он.

И в самом деле, назавтра Иакинф получил официальное разрешение на прогулки по городу. Битхеши был недоволен и не скрывал этого. Но Иакинфу не было теперь до него никакого дела. Он не показал и виду, что заметил неудовольствие китайского пристава, и поспешил воспользоваться княжеской милостью.

В сопровождении переводчика и казака Родиона Иакинф бродил по городу или скакал на коне по его окрестностям.

Собственно, это был не один город, а два, и ни тот, ни другой монголы, оказывается, не называли Ургой.

— Слово сие только у нас, у русских, в ходу, — рассказывал Никанор.