Читать онлайн «Русские полководцы XIII-XVI веков». Страница 33

Нашим предкам нельзя отказать в любознательности и стремлении записать новые впечатления. Русскими путешественниками XIII–XV вв. подробно описаны Константинополь и Святая Земля, страны Центральной Европы и даже далекая Индия. Однако не сохранилось ни одного созданного русским человеком описания Орды. Что это: форма протеста угнетенных или равнодушие к чему-то давно знакомому, почти "своему"? На этот вопрос можно отвечать лишь гадательно…

Эта странная или, лучше сказать, непознанная черта мироощущения русских людей XIII–XV вв. дает некоторые основания для самых смелых предположений. В последнее время их высказывают все чаще. Одни считают, что монголо-татарское иго — это миф, созданный историками для оправдания вековой отсталости России; другие развивают идею о "добрососедских" отношениях между Русью и Ордой. Существует мнение, что только с помощью татар русские сумели остановить наступление западных и северо-западных соседей — немцев, шведов и литовцев. Благодаря противодействию Орды был положен предел католической экспансии на восток.

Несомненно, в этих построениях больше любви к парадоксам и неприятия "школьной" системы оценок, нежели серьезных аргументов. Однако слабое место современной исторической науки найдено точно: понятие "монголо-татарское иго" давно нуждается в конкретизации. В отношении к татарам, конечно, было очень много традиционного, восходящего ко временам борьбы с половцами или печенегами. Военные столкновения не исключали общения, а порой и породнения со степными соседями. Впрочем, все предшественники монголо-татар были для Руси исключительно внешней опасностью. Орда проникла внутрь: создала целую систему военно-политического воздействия на положение дел в стране, разработала надежный механизм систематического сбора налогов в свою казну.

В ситуации был и еще один принципиально новый момент — религиозный. В отличие от печенегов, половцев и самих монголов времен Чингисхана и Батыя, исповедовавших различные формы шаманизма, ордынская знать XIV столетия была преимущественно мусульманской. Столица Орды во времена хана Узбека (1313–1341) становится вполне мусульманским городом — со множеством мечетей и медресе, с заунывными криками мулл, сзывающих правоверных на молитву. Как складывались отношения между ордынским исламом и русским православием? И на этот вопрос источники не дают ответа. Вся мусульманская тема словно вырвана из летописей чьей-то властной рукой. Молчат о ней и другие русские письменные источники XIII–XV вв. И это опять-таки позволяет строить самые различные догадки.

Впрочем, даже если предположить, что молчание источников отражает реальность: холодное безразличие русских к "вере Магомета" и отсутствие какой-либо мусульманской проповеди на Руси, то и тогда мы не можем уйти от очевидности: идея "священной войны" — эта любимая идея западноевропейского средневековья — была слишком соблазнительной и многообещающей, чтобы внук Калиты и его наставники могли оставить ее без внимания. Не забудем, что Русь еще не уплатила дань охватившему всю Европу в XII–XIII вв. лихорадочному энтузиазму крестовых походов.

Именно эта идея "священной войны" — и только она одна! — могла наполнить конкретным содержанием то смутное ощущение избранности, которое волновало юного Дмитрия Московского. Можно думать, что жажда подвига "за веру" была не чужда и союзникам Дмитрия — суздальским князьям. Их религиозный энтузиазм поддерживался проповедями знаменитого подвижника Дионисия — игумена Печерского монастыря в Нижнем Новгороде.

Однако, прежде чем начинать борьбу с Ордой, Москва и Нижний Новгород должны были обезопасить себя от удара в спину, приведя к покорности сильнейших русских князей. Это оказалось далеко не простым делом. Попытка москвичей расправиться с молодым и энергичным тверским князем Михаилом Александровичем, заманив его на переговоры, окончилась неудачей. Разъяренный Михаил призвал на помощь литовского великого князя Ольгерда (1345–1377) — своего шурина.

Тяжелая война с Литвой лишь в 1372 г. завершилась благополучно для Москвы. Ольгерд, убедившись в невозможности захватить Москву или подчинить своей власти ее князей, отказался от дальнейшей бессмысленной вражды и заключил мир с Дмитрием.

Успешная борьба с многоопытным Ольгердом — одним из лучших полководцев восточноевропейского средневековья, стяжавшим себе громкую славу разгромом татар в битве под Синими водами (1362 г.) и освобождением от их власти стольного Киева, — несомненно, укрепила веру Дмитрия в собственные силы. Вместе с тем война с Литвой многому научила его, стала своего рода практической школой военного искусства.

Москвичи внимательно присматривались к приемам, с помощью которых Ольгерд достигал успеха в войнах с немцами, татарами, поляками, а порой и с русскими. Называя язычника, "огнепоклонника" Ольгерда "безбожным" и "нечестивым", летописец отмечает и его достоинства. Он не пил ни вина, ни пива, имел великий разум и подчинил многие земли, втайне готовил свои походы, воюя не столько числом, сколько уменьем.

Ни один из трех походов Ольгерда на Москву — в 1368, 1370 и 1372 гг. — не привел к взятию города. Однако литовцы дошли до самых ее стен, страшно разорили Подмосковье. Горькие уроки Ольгерда очень пригодились Дмитрию при подготовке к войне с Мамаем в 1380 г. Князь убедился в том, что ни в коем случае не следует допускать врага на свою территорию и позволять ему грабить села и волости. Как бы ни был силен враг, лучшее средство защиты — это смелое, внезапное нападение. Дмитрий твердо усвоил и еще один урок Ольгерда: успех войны в огромной степени зависит от хорошо налаженной разведки и умения хранить в тайне свои собственные планы.

Большую помощь Дмитрию в борьбе с Ольгердом оказал митрополит Алексей. Именно он, используя свое положение главы церкви, настойчиво стремился превратить борьбу с Ольгердом в "священную войну", участие в которой — нравственный долг каждого христианина. Алексей отлучал от церкви тех князей, которые действовали против Москвы в союзе с Ольгердом, отпускал грехи воинам, которые, нарушив клятву, данную литовскому князю, переходили на сторону Дмитрия.

Все материальное могущество митрополичьей кафедры, весь ее религиозный авторитет Алексей поставил на службу московскому делу. Во время первой "литовщины" он находился в осажденной Москве и воодушевлял ее защитников. Во время второй, находясь в Нижнем Новгороде, митрополит, несомненно, имел беседы с князем Борисом Константиновичем — зятем Ольгерда и давним врагом Москвы. Можно думать, что именно воздействие церкви заставило Бориса отказаться от совместного с Ольгердом нападения на Москву.