Читать онлайн «Напрасные совершенства и другие виньетки». Страница 52

– Powoli kojarzysz, matko! (букв. “Медленно соотносишь,[41] мать!”)

Запомнил я также, что ее краткую версию, усеченную до одного только первого слова, этот фанатик интеллектуального динамизма пускал в ход чаще, чем полную, для него, видимо, чересчур длинную.

Коллаж Б. Орлова (1982)……использованный для обложки книги М. Берга (2000)

Не то чтобы Ирена страдала заторможенностью мысли; это была прекрасная лингвистка, в дальнейшем получившая работу в Канаде (в Университете Мак-Гилл). Да и себя я привык относить числу сравнительно быстрых разумом невтонов. Но жизнь то и дело, со снисходительной интонацией Анджея, напоминает о перспективе разжалования в рядовые:

– Powoli…[42]

Мы случайно встретились на прогулке вдоль пляжа, то есть, собственно, встретилась Катя[44] – это был физик, знавший еще ее отца.[45] Оказалось, что они с женой тоже живут в Санта-Монике, и нас по соседству позвали в гости.

Кате, да и мне, интересен был, конечно, физик, но он был уже глубоко пенсионного возраста, скромен и молчалив, и за столом говорила исключительно его жена, над которой годы были не властны. Среди прочего она пела дифирамбы какой-то дальней родственнице, умнице, красавице и вообще другой такой поискать.

Хуже рассказов шапочных знакомых об их неизвестных вам родственниках и совершенно уже абстрактных свойственниках, реальных, а то и оставшихся потенциальными, пожалуй, только рассказы, сопровождаемые принудительным рассматриванием домашних альбомов, где те же лица, а главное, рассказчики, представлены в выигрышном виде и возрасте. Но альбомов не демонстрировалось – для этого необходим переход в гостиную, а квартирка была маленькая, кажется, субсидированная городскими властями по программе помощи беженцам, и разговор шел за обеденным столом. Застольный же рассказ особых требований к аудитории не предъявляет: Васька слушает, да ест, что мы и делали, иногда понимающе переглядываясь. Реплики подавала, если приходилось, Катя.

Вдобавок к прочим своим достоинствам дальняя родственница оказалась еще и грузинкой (как грузинка затесалась в еврейскую семью, я не уловил, не исключаю, что какое-то количество грузинской крови текло и в жилах рассказчицы).

– Грузинка? – подала голос Катя. – Наверно, княжна?

– Да, старинного княжеского рода, – не подвела хозяйка.

Кульминационным моментом рассказа, перебрасывавшим мостик в настоящее – к переезду хозяев на Запад, было знакомство этой грузинской принцессы со знатным иностранцем. Ей предложил руку и сердце приехавший по культурному обмену в Тбилиси замечательный молодой человек, англичанин.

– Наверно, лорд? – поддержала Катя.

– Представьте, настоящий английский лорд, Ричард. Так что мы теперь в родстве с британской аристократией.

Следующая реплика напрашивалась уже и без Ричарда. Но Катя овладела собой и лишь беззвучно мне промимировала:

– Ричард в тигровой шкуре.

Было уже за полночь. Кончался длинный уикенд (первый понедельник сентября – праздник, Labor Day[46]), и мы еще не спали, когда в окно стали доноситься истеричные женские крики.

Я прислушался, стараясь понять, что это – реальная женщина или чей-то зарвавшийся телевизор. Для правды жизни крики звучали, пожалуй, слишком членораздельно, красноречиво, театрально. Впрочем, реализм в Америке полный, так что неясно, кто кому подражает – телевидение женщинам или женщины телевидению. Слышно было, в общем, плохо – из-за вытянутости нашего дома в длину и прекрасной звукоизоляции.

Я накинул халат, спустился вниз (каждая квартира у нас на нескольких уровнях) и пошел на звук. По-видимому, кричали в 3-й квартире, где наверху горел свет. Голос был действительно женский, высокий, и хотя слов было не разобрать, общий смысл угадывался – женщина обвиняла обидчика. В конце концов, из ее речей я выудил знаменитое: “You are harassing me!” (“Ты преследуешь меня!”) и, не слыша других голосов, предположил, что сцена играется по телефону, с мужчиной где-то на другом конце, что не так страшно.

Еще до переезда в Америку я читал о том, как типично для индивидуалистичных американцев не знать даже ближайших соседей. В нашем кондо владельцы сменяются так часто, что на сегодня я знаю людей только из двух квартир – мою многолетнюю союзницу Энн и нашего очередного священного врага Марка (великого комбинатора и, как всегда, жильца квартиры номер 6). В 3-й номер год назад въехала новая владелица, но с ее именем я сталкивался, только депонируя ее взносы, а в лицо вообще не помнил, лишь изредка встречая ее гуляющую с собакой.

В поисках источника шума я продолжил свой обход, тайно надеясь, что скандалят Марк с супругой; они любят выпить, и их, особенно ее, склочность не вызывает сомнений, хотя пока что направлялась исключительно вовне. Дойдя до конца дорожки, я убедился, однако, что у них темно и тихо.

Вдруг где-то рядом раздался приглушенный голос:

– Это ваши соседи?

За забором стоял пожилой мужчина в пижаме, видимо, тоже вышедший на крики.

– Наверно, но не знаю, которые.

Я вернулся под окна квартиры номер 3 и на этот раз услышал второй голос, тоже женский, но пониже тембром.

– Мать и дочь, – определил сосед, тем временем проложивший параллельный курс по своей территории и опять оказавшийся рядом. – Никакого мужчины, все в порядке.

Убедившись в отсутствии типового виновника всех бед, мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по домам. Вскоре улеглись и крики.

Засыпая, я вспомнил, что как-то на собрании кооператива говорили, что, вот в 3-й номер въезжает женщина с дочкой переходного возраста. Она выгодно развелась и на вырученные деньги покупает эту квартиру. Так что все сходилось, и виноват был-таки мужчина – во-первых, самим своим отсутствием, а во-вторых, предоставлением двум страдалицам идеальной возможности терзать друг друга. В чем именно состоял материнский харассмент дочки осталось неизвестным: велела ли она ей выключить свет, телефон, телевизор или вибратор.

Год назад[47] состоялась небольшая конференция по Серебряному веку в Чикагском университете. Все было интеллигентно, заранее оплачено и не так уж холодно. Поселили чикагцы кого у себя по домам, кого в отеле в даунтауне (и возили туда-сюда на машинах), а кого, в том числе нас, в гостиничке типа “Bed & Breakfast” на расстоянии пешеходной прогулки от кампуса. Дом оказался симпатичный, со светлой квазикирпичной облицовкой, широкой лестницей, высокими потолками и массой всяких ковриков, стульчиков, сундучков, тумбочек, зеркалец, подставочек, салфеточек, статуэточек и прочего викторианского уюта.