Читать онлайн «Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953». Страница 71

Но рассматривал ли Сталин альтернативный вариант: заключение сепаратного мира между СССР и Германией? О том, что во время войны Сталин стремился склонить Гитлера к мирному договору, ходили самые разные слухи. В одном из таких слухов говорилось о дипломатическом зондировании, проведенном летом 1941 г. через Ивана Стаменова, посла Болгарии в Москве3. Однако, по словам Павла Судоплатова, работника НКВД, которому было поручено это задание, Стаменов был советским агентом, и целью этого действия было использовать его для проведения дезинформации в гитлеровском лагере4. Говорили также, что Сталин так обеспокоен продвижением немцев к Москве осенью 1941 г., что всерьез подумывает о заключении капитулянтского мира. Впрочем, эта версия не сочеталась с тем, как Сталин вел себя в этой критической ситуации, и с его планами решительной контратаки, которая позволила бы отбросить немцев от столицы5. Как разумно замечает Судоплатов, «Сталин и все руководство чувствовали, что попытка заключить сепаратный мир в этой беспрецедентно тяжелой войне автоматически лишила бы их власти»6. В своей книге «Генералиссимус» русский историк и ветеран войны Владимир Карпов воспроизводит документы, из которых следует, что в начале 1942 г. Сталин стремился заключить сепаратный мир с Гитлером. Один из документов, в котором якобы говорится об этом – подписанное Сталиным и датированное 19 февраля 1942 г. предложение заключить немедленное перемирие и вывести немецкие войска из России, после чего СССР и Германия должны начать совместную войну против «международного еврейства» в лице Англии и США7. Тот факт, что в феврале 1942 г. Сталин рассматривал возможность к концу года полностью разгромить Германию, делает этот документ очевидной и абсурдной фальсификацией.

Все эти теории представляют собой настолько очевидные попытки дискредитировать Сталина и действия Советского Союза в годы войны, что они вообще не заслуживали бы внимания, если бы не тот факт, что на них покупаются иногда даже серьезные ученые. Войтек Мастны, например, в своей классической работе «Путь России к “холодной войне”» пространно рассуждает о том, что в 1942–1943 гг. Сталин обдумывал, как можно наиболее эффективно использовать свои победы под Сталинградом и Курском, чтобы заключить выгодное соглашение с Гитлером8. В своих работах 1970-х гг. Мастны воспроизводит слухи военных лет о том, что летом 1943 г. СССР и Германия вели переговоры о заключении мира на территории нейтральной Швеции. На самом деле, Москва так сильно желала опровергнуть эти слухи, что советское новостное агентство, ТАСС, сделало целых два заявления с опровержением информации о том, что Советский Союз ведет закрытые мирные переговоры с Германией9. На Московской конференции министров иностранных дел в октябре 1943 г. было принято решение сразу делиться информацией о любых предложениях мирных переговоров от гитлеровского блока. Со своей стороны, Советы были непреклонны в убеждении, что единственным основанием для переговоров с любой державой «Оси» должна быть его безусловная капитуляция. На приеме в честь окончания конференции 30 октября 1943 г. Сталин сказал Авереллу Гарриману, новому послу Америки в Москве, что, по его мнению, британцы и американцы считали, что «Советы собирались заключить сепаратный мир с Германией, но он [Сталин] надеется, что теперь они убедились, что этого не будет»10. В соответствии с заключенным на конференции соглашением, 12 ноября Молотов направил Гарриману меморандум, в котором говорилось, что в советское посольство в Стокгольме обратился человек, назвавшийся представителем группы немецких промышленников, предположительно тесно сотрудничающей с министром иностранных дел Германии, Риббентропом, который выступал за сепаратный мир с Советским Союзом. По словам Молотова, сотрудники советского посольства отвергли его предложение и отказались идти на дальнейший контакт11. Эти слухи о советско-германских мирных переговорах, прошедших в Швеции летом 1943 г., начали вновь обсуждаться в первые годы «холодной войны»12, однако они не подкреплялись убедительными доказательствами, и за прошедшие десятилетия таких доказательств также обнаружено не было. На самом деле, очень маловероятно, чтобы Сталин хотя бы задумывался о таких действиях, когда на горизонте уже видна была победа. Ненамного вероятнее и то, что Сталин рискнул бы прочностью альянса с Великобританией и США ради сепаратного мира с Гитлером, который в прошлом уже доказал свое вероломство. Мог ли советский режим – даже если во главе его стоял Сталин – выдержать внутренние противоречия, которые спровоцировало бы заключение мирного договора с Гитлером?

На самом деле, перемирие с Германией было последнее, о чем мог думать Сталин после Сталинградской и Курской битв. Сталин с окрепшей уверенностью ждал победы, поэтому в отношениях с союзниками его приоритеты начали смещаться с вопросов войны к проблемам послевоенного мира. Сталин начал размышлять о целях Советского Союза в войне и о том, каким будет мир после войны, уже осенью 1941 г.; во время встреч с министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом в этом же году он выступил с предложением обширной программы по урегулированию европейских границ и о поддержании безопасности после войны. Одним из главных его требований было восстановление границ СССР в том виде, который они имели на июнь 1941 г., и об установлении советской сферы влияния в Европе, подразумевавшей создание военных баз в Финляндии и Румынии. В январе 1942 г. Сталин отдал приказ о создании Комиссии по изданию дипломатических документов – внутреннего комитета наркомата иностранных дел под председательством Молотова. Задачей комитета было изучить весь спектр послевоенных вопросов, касающихся границ, послевоенного экономического и политического строя, поддержания мира и безопасности в Европе. Комиссия провела несколько совещаний и издала ряд материалов и отчетов, однако не достигла значительных результатов13: возможно, потому, что активный интерес Сталина к проблемам послевоенного пространства ослабел с ухудшением ситуации в 1942 г. Однако после Сталинградской битвы, когда победа снова стала реальной возможностью, глава Советского Союза вновь начал интересоваться решением ряда послевоенных проблем. В отличие от 1941–1942 гг., Черчилль и Рузвельт на этот раз также были заинтересованы в достижении конкретных соглашений по послевоенному миру. Сталинградская битва стала сигналом того, что немцы неизбежно потерпят поражение на Восточном фронте и что Советский Союз после войны станет самой мощной державой в континентальной части Европы. Баланс сил сместился к Москве, а Лондон и Вашингтон сделались младшими партнерами по альянсу. Положение Советского Союза еще более упрочила прокатившаяся по странам союзников волна восхищения героизмом, проявленным Красной Армией в Сталинградской битве14. Со своей стороны, Сталин охотно занимался изучением возможности мирного альянса с Великобританией и США. Чем больше Сталин, Черчилль и Рузвельт говорили о мире, тем более вероятным казалось то, что они будут сотрудничать в случае войны. Сталин решил, что гораздо лучше держаться вместе с британцами и американцами после войны, чем ждать, пока они объединятся против него – и не исключено, что к ним в этом случае присоединится возродившаяся после поражения Германия. В рамках послевоенного альянса Советский Союз мог достичь своих целей по безопасности, увеличить свой престиж и получить время, необходимое для того, чтобы залечить раны, нанесенные войной.