Читать онлайн «За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали». Страница 61

Подобные инциденты, более или менее серьезные, происходили по всей территории Советского Союза, а о некоторых, вероятно, в той или иной форме докладывали Сталину и другим членам правительства. Были сигналы и предупреждения о том, что если процесс чисток зайдет слишком далеко, то это может привести к катастрофическим последствиям, особенно если начнется война. Это и стало решающим фактором, определившим изменение политики внутри страны в конце 1938 — начале 1939 года.

На протяжении всего периода проведения «чисток» советским людям каждый день в газетах, по радио и на собраниях внушалось, что они должны помогать и содействовать органам НКВД и немедленно сообщать о любом подозрительном факте.

В качестве одного из способов выработки у большой части населения духа шпиономании использовался также театр. Когда «чистки» были в самом разгаре, мы с Машей повели приехавшего в Магнитогорск корреспондента «Нью-Йорк Геральд трибюн» Джозефа Барнса в театр посмотреть спектакль «Очная ставка» — одну из пьес, наиболее эффективно пропагандировавших «чистки». Я думаю, что об этом спектакле стоит рассказать.

Первая сцена проходит в большой, богато обставленной комнате. У двери на самой середине сцены — доспехи средневекового рыцаря, в перчатке которого зажато копье. В комнате три джентльмена во фраках. Двое сидят, один — спиной к аудитории. Третий стоит у стола, в руках у него книга.

«Вот здесь весь материал, — произносит он хорошо поставленным глубоким голосом. — Будьте любезны посмотреть его. Теперь, прежде чем мы приступим к экзамену выпускников, возможно, у вас будут ко мне какие-либо вопросы». «Да, — медленно говорит один из сидящих. — У меня есть вопрос к директору — герру Доктору». «Пожалуйста, пожалуйста, — отвечает стоящий джентльмен, отвешивая легкий поклон. — Я дам ответ на любой Ваш вопрос…»

«Почему возникла такая необходимость называть школу сначала клубом астрономов, потом ассоциацией автомобилистов, а потом — еще как-то? Почему Вы не могли просто приобрести большое здание, обнесенное высоким забором, где-нибудь за городом и делать свою работу под охраной?»

Директор потирает руки: «Видите ли, герр министр, при подготовке первоклассных специалистов необходимо наблюдать за их реакцией в обстоятельствах и ситуациях, приблизительно соответствующих тем, в которых они будут работать в дальнейшем, когда закончат школу и поедут за границу. У нас же каждый учащийся может набраться такого опыта, находясь под нашим наблюдением, потому что ему все время приходится играть роль человека, которым он на самом деле не является…»

«Понимаю, — говорит сидящий джентльмен, поднимая руку. — Достаточно. У меня больше нет вопросов. Ваши расходы вполне разумны, принимая во внимание важность вашей работы. Если у моего коллеги нет вопросов, то мы можем приступить к экзамену ваших выпускников».

Джентльмен, все время сидевший спиной к залу, теперь слегка поворачивается, и публика видит его лошадиное лицо, длинные пряди черных волос и маленькие черные усики. «У меня вопросов нет», — говорит он.

Большинство зрителей сидит на краю своих кресел. Напряжение охватывает весь зал. Рядом со мной юноша лет восемнадцати с крестьянским лицом сжимает подлокотники кресла своими большими огрубевшими руками и судорожно сглатывает. Он не знает, что это за школа, но в фигуре человека, сидящего спиной к аудитории, чувствуется что-то зловещее, а все трое, совершенно ясно, — «буржуи».

Маша первая поняла, о чем идет речь. «Шпионская школа» — шепчет она мне на ухо.

Актеры играют хорошо, они не торопятся и говорят свои реплики отлично поставленными голосами.

Директор несколько минут ходит по комнате, затем церемонно кланяется сидящим и откашливается.

«Первый студент, которого я хотел бы сейчас вызвать, — номер сорок девять. Вы найдете данные на него на странице 136. Он подготовлен к работе в Камеруне. По профессии — археолог, прекрасно владеет французским, а также несколькими местными диалектами…»

Далее директор пускается в долгие объяснения и, закончив их, нажимает на кнопку, в комнату входит лакей.

— Номер сорок девять, — говорит директор.

— Его родственные связи в Фатерлянде? — спрашивает министр.

— Мать, — отвечает директор. — Холост — и не собирается жениться.

В это мгновение на сцене из дальних правых кулис появляется рабочий с невозмутимым выражением лица, с сигаретой в зубах. Внезапно он замечает зрителей, понимает, где находится, и в мгновение ока исчезает. Никто в зале не обращает на этот инцидент ни малейшего внимания.

Дверь отворяется, и входит человек лет тридцати. Одет с безупречным вкусом, хорошо говорит, прекрасно держится. Он отвечает на вопросы министра, касающиеся технических деталей археологических раскопок в Африке. Затем джентльмен, сидящий спиной к зрителям, спрашивает низким, глухим голосом, в котором звучит легкое нетерпение: «Что вы предпочитаете для взрыва железнодорожного моста — нитроглицерин или аммонал?»

Выпускник слегка кланяется: «Я предпочитаю аммонал или в некоторых случаях жидкий кислород».

Экзамен завершен. Студент кланяется и уходит. Сидящие поздравляют директора с многообещающим учеником. Далее директор описывает следующего экзаменующегося под номером десять. «Она знакома со всеми тонкостями парижской жизни, уже установила контакт с сыновьями некоторых членов кабинета министров Франции, знает наизусть французский дипломатический шифр и получила основательную подготовку по фармакологии и стрельбе».

После нескольких вопросов приглашают войти экзаменующуюся. Это ослепительно красивая блондинка с роскошными формами и призывным взглядом. Она весьма остроумно отвечает на задаваемые ей вопросы. Наконец человек, сидящий спиной к залу, спрашивает ее так же приглушенно, как и раньше: «Как вы представляетесь, вербуя агента?» Девушка кланяется ему и улыбаясь отвечает: «Я всегда представляюсь агентом какой-нибудь третьей державы». Потом она выходит, и министр снова поздравляет директора школы. Сидящий к залу спиной джентльмен безразличен и зловещ.

Следующим экзаменуются террорист и агент-провокатор, которого готовили к работе в Праге, а затем — дворецкий, собиравшийся действовать в доме одного из членов правительства Великобритании. В течение всего этого времени джентльмен, сидевший спиной к залу, ни разу не повернулся лицом к публике и говорил все тем же глухим голосом.

Когда дворецкий выходит из комнаты, директор откашливается и торжественно выпрямляется: «И наконец, я представляю вам нашего студента номер один. Это гордость не только данного класса, но и всех остальных выпускных классов. Я имею в виду Уолтера».