Читать онлайн «Лихолетье». Страница 14

Я заметил, что никогда в жизни не был ни тем, ни другим и вряд ли справлюсь с поручением. Но мне не дали рассуждать долго, сказали, что вопрос давно решен, что моего знания страны и языка достаточно, а как охраннику мне надо только всегда быть рядом и в случае чего прикрыть собой Микояна. Оружия, слава Богу, мне не навязывали.

Поездка была в известной степени загадочной. Второе или третье лицо в государстве летело за океан в качестве личного гостя посла с пустячной вроде бы целью — открыть выставку достижений советской науки и техники в Мехико. Мексиканцы недоумевали, что могло привести столь высокого гостя в их широты. Они составили для него изматывающую программу, включавшую посещение города Монтеррея на севере, нефтяных промыслов около Поса-Рики, нефтеперерабатывающих предприятий в южном штате Табаско. Микоян все выносил стоически, горстями ел огненный мексиканский перец, не меняя выражения лица, месил в полуботинках тропическую грязь, глотал сухую пыль северных пустынь. И даже когда в личной беседе президент Мексики Лопес Матеос больно уколол Микояна, рассказав, как непристойно и агрессивно ведут себя мексиканские коммунисты, и попросил «угомонить» их, он не сумел выбить старого большевика из седла. Анастас Иванович старательно пытался пробить традиционный закостеневший панцирь советско-мексиканских отношений и вывести их на новый широкий простор.

Обстановка была благоприятная. Десять месяцев назад «барбудос» вошли в Гавану, и революционное правительство Фиделя Кастро все больше и больше оглядывалось по сторонам в поисках возможных союзников в неотвратимо надвигавшемся конфликте с имперскими амбициями США. События в Карибском бассейне соответствовали представлениям сторонников доктрины о нарастании национально-освободительного движения, которое трактовалось как резерв международного коммунистического движения, возглавлявшегося коммунистическими и рабочими партиями. СССР чувствовал себя просто обязанным оказать этому движению посильную помощь и поддержку. Возникновение острой болевой для США точки в Латинской Америке могло оказаться стратегическим выигрышем для СССР, который со времени создания НАТО был окружен американскими союзниками и военными базами. А. Микоян, по-видимому, хотел посмотреть на месте, насколько вероятно и посильно для нас укрепление позиций СССР в непосредственной близости от южных границ США.

Мексика традиционно была настроена настороженно по отношению к США. Настороженность, связанная с исторической болью от утерянных в ХЇХ веке территорий, от многократных вторжений, питалась глубоко проникшими в сознание народа патриотическими антигринговскими настроениями. И это отчетливо увидел Микоян.

Но в то же время нельзя было не понимать, что геополитическая привязанность Мексики к США, полная зависимость во внешней торговле, взаимное сращивание деловых кругов не давали Мексике большого простора для политического маневрирования. «Бедная Мексика: она так далеко от Бога и так близка к Соединенным Штатам» — эти слова многолетнего президента-диктатора Порфирио Диаса лишь подчеркивали историческую обреченность этой страны.

Мексиканцы сделали вид, что не поняли зондажных заходов Микояна. Его поездка должна была бы кончиться ничем, если бы Внезапно в столице не появился специальный посланник гаванского правительства, совсем мальчик, Эктор Родригес Льомпарт, который от имени Фиделя Кастро попросил по окончании предусмотренного срока экспозиции в Мехико перебазировать выставку достижений в Гавану и пригласил А. Микояна на Кубу. Так начались первые контакты на высоком уровне между Москвой и революционной Гаваной.

Поездка в Мексику сразу выделила меня из общей массы слушателей разведшколы. На экранах появился документальный фильм об этой поездке, вожди очень уважали саморекламу, а поскольку я постоянно маячил за спиной у Микояна, то меня стали принимать за важную персону. А тут еще в школу пришел приказ из Министерства обороны о том, что мне присвоено звание «лейтенант». Никто не мог понять, почему младшему лейтенанту КГБ очередное воинское звание присваивает Министерство обороны. Пришлось бы каждому рассказывать, что, как я уже писал, в 1957 году, еще будучи обыкновенным офицером запаса, был призван на два месяца на офицерские сборы-переподготовку и т. д., и т. п. и за это был вознагражден изменением военной специальности (вместо штабного писаря стал воздушным десантником) и вот, как выяснилось, повышением в звании. Теперь я стал кадровым военным, а не серой гражданской мышью.

Не прошло и двух месяцев после возвращения Микояна из Мексики, как меня снова затребовали в Кремль. Наступил, правда, уже 1960 год, за окном трещали крещенские морозы, а в совминовских покоях хозяйничали мягкая ковровая теплота, благоуханное порхание чинных секретарш, сейфовая загадочность и угрюмость везде торчавших охранников и караульщиков. Меня провели в кабинет А. И. Микояна, которому в ту пору шел 65-й год. Это был невысокий угловатый человек, довольно сухой в общении, говоривший по-русски с плохой дикцией. Но я уже знал его после поездки в Мексику. Он был на редкость целеустремлен, при этом хитер и изворотлив, как истинный представитель Востока. За плечами имел сложнейший жизненный путь, Умудрился благополучно обойти все головоломные и смертельно опасные повороты в течение 1917–1959 годов. Это о нем потом будет сочинен каламбур: «От Ильича до Ильича — без инфаркта и паралича». И в самом деле, от Ленина до Брежнева никому, кроме Микояна, не удалось пройти дистанцию, не потеряв головы и с минимальным числом штрафных очков.

Его очень тяготили воспоминания о сталинском периоде нашей истории, о его роли в тех событиях. Даже перед нами, своими временными помощниками, он старался обелить, елико возможно, себя, подретушировав свою биографию. Он рассказывал, что, когда его назначили в 1938 году наркомом внешней торговли, он обратился к Сталину и попросил создать компетентную комиссию, чтобы разобраться с кадрами и оставить только тех, кто не вызывал никакого сомнения. «Товарищ Сталин, я хочу, чтобы после моего прихода на пост наркома прекратились аресты сотрудников и были сняты все подозрения относительно самого наркомата». Сталин обещал и свое слово сдержал. Слушая это, мы удовлетворенно кивали, давая понять, что одобряем задним числом такую человечность и справедливость.

Поощряемый нашим вниманием, он вспоминал, что когда в Ленинграде возникло известное дело об очередной антипартийной группе и под расстрел пошел бывший руководитель ленинградской партийной организации Кузнецов, то он со страхом сообразил, что его собственный сын Серго, в ту пору студент третьего курса МГИМО, был помолвлен с дочерью казненного Кузнецова, студенткой того же института. Вновь пришлось идти «по личному вопросу» на поклон к Сталину. Микоян жмурил глаза, всматриваясь в тьму ушедших годов, наверное, ему виделся Коба. Он говорил, почти обращаясь к нему: «Товарищ Сталин, обращаюсь к вам как кавказец к кавказцу. Все мы знаем, что произошло в Ленинграде. Кузнецов понес заслуженное наказание. Но что делать, если мой сын и его дочь были задолго до того помолвлены, любят друг друга. Прошу вас, дайте согласие на их брак, помогите сохранить традиции и обычаи предков». И Сталин милостиво разрешил Серго Микояну жениться на дочери «предателя партии».