Читать онлайн «Генерал Снесарев на полях войны и мира». Страница 38

Всегда желанный гость в доме Снесаревых — всеевропейской известности борец, чемпион мира Иван Максимович Поддубный. Никогда он не отказывался от спортивных поединков с самыми прославленными борцами. Никому из них (Зифриди, Петерсен, Понс, Боккеруа, Гаккеншмидт) не удавалось удержать звание чемпиона мира больше одного года. А Поддубный был им шестикратно и по справедливости заслужил звание «чемпиона чемпионов».

Могучий богатырь, потомок племени запорожского, был в жизни добродушен, едва заметная улыбка часто гостевала на его лице. Мог пошутить, как в известном ответе газетчикам, которые откуда-то узнали или выдали желаемое за действительное, что в Петербурге в лето 1908 года состоится коррида, и что из Испании уже движутся быки и тореадоры, и что главным тореадором русская публика желает видеть Поддубного; на что Иван Максимович, какой-то миг подержав ироническую улыбку в запорожских усах, ответствовал, что, во-первых, перчатки-вызова от быков не получал, а во-вторых, он с быками не борется и не воюет, поскольку их собратья-волы, судьбе покорные, не один уже век влекут арбы и возы, помогая крестьянину, быть которым и он имеет честь.

Поддубного, любившего аппетитно поесть, приглашали обычно к обеду. Горничная Таня Проскурякова, румянощёкая, весёлая девушка из поморской глубинки, счастливо нашедшая дом Снесаревых и счастливо вошедшая в него, приносила из кабинета и ставила рядом два дубовых кресла с резными верхами, изображавшими двух вздыбленных львов, передними лапами поддерживающих щит. Посадив хозяйку и горничную на увесистые кресла, Иван Максимович, играючи, поднимал и словно бы взвешивал: кто больше тянет. Снесарев, в чьих жилах разреженно струилась струйка крови запорожской, посмеивался, мол, их предки на днепровской Хортице гружёные возы приподымали, а потомки разошлись: один, пожалуй, и многотонный вагон с места сдвинет, а другой — тяжелее полковничьей шапки ничего-то и не подымет.

Как во всяком времени, утрачивающем ровное, спокойное течение, отовсюду проекты, действа и новации били тогда через край. Была, например, организована и женская борьба. Любопытствующих собралось — не пробиться в зал, но после первого же раунда он стал полупуст: зрелище оказалось малоприятным, слабый пол совсем не украшающим. Впрочем, то были цветики, пройдёт век, и женская половина эмансипируется до такой степени, что не диво будет увидеть ладушек, брунгильд, миссис, как их там ни назови, боксирующих, снайперски стреляющих, убивающих — всё умеющих, разве только не умеющих воспитывать детей и даже рожать их не желающих.

В феврале 1908 года в Петербурге проходит международный шахматный турнир. Его участники — мастера мирового класса, среди них и чемпион мира Ласкер, и будущий чемпион мира Алёхин. Снесарев, вспомним его студенческое почти болезненное увлечение шахматами, сколько мог, присутствовал в турнирном зале, более всего приглядываясь к игре Алёхина, корни рода которого, к слову молвить, также начинали свой рост в Воронежской губернии. Алёхин ещё только восходил в своей известности, а другой земляк, уроженец села Хреновое Воронежской губернии, Панин-Коломенкин в тот год уже прославит свою малую родину: станет первым русским чемпионом Олимпийских игр. Игры проходили в Лондоне в летние июльские дни, но воронежцу успех сопутствовал в зимнем виде: он выиграл первенство по катанию на коньках.

Весь 1908 год и первую половину 1909 года Снесарев, помимо основной службы в Главном штабе, был занят подготовкой «Военной географии России» — для юнкеров Николаевского кавалерийского, Павловского и Петербургского военных училищ (с 1910 года он — преподаватель также и Николаевской академии Генерального штаба;). Изданная в 1909 году книга-учебник разошлась менее чем за месяц. Через год она вышла вторым изданием. Даже в этой малой по объёму книжице виден замечательный педагог, знатель и просветитель, для которого «военное отечествоведение» является насущностью подступающих испытательных дней. Учащиеся в ней могли получить краткое представление об империи, поистине великой просторами, историей, но и — читалось между строк — чреватой возможными потрясениями. Была родственная перекличка этого небольшого учебника с фундаментальной «Исторической географией России». Академик Любавский, в предреволюционные годы ректор Московского университета, в тридцатом арестованный по так называемому Академическому делу, едва ли не мог не знать о снесаревском учебнике, когда завершал «Историческую географию России». Впрочем, некая перекличка могла исходить из солидарной мысли — однонаправленных раздумий, осмыслений прошлого, надежд на будущее.

В конце 1908 года Снесарев был произведён в полковники. Мало ли их, полковников, в России и даже в Петербурге? Только много ли среди них истинных патриотов, истинных военных мыслителей? Снесареву дано было обострённо чувствовать именно те болевые точки русского бытия, о которых надо было не говорить, а бить в колокол! И слово его — слово оповещающее, предупреждающее, объясняющее, призывающее… Что важно ныне и ещё важнее будет завтра? Об этом находим в снесаревских статьях в «Голосе правды»: «…такова уж судьба нашей многомиллионной Родины, занявшей одну шестую всей земной суши, что односторонность увлечений для неё в высшей степени опасна и, смотря одним глазом на Запад или пылая одной половиной своего сердца в европейском направлении, Россия обязана другую половину своего внимания неукоснительно посвящать Востоку…»

«Русский Восток на большой линии соприкосновения входит в связь с народами жёлтого мира, а главное, пожалуй, он сосед с Китаем. Как известно, мысль о кончине мира в обиходных сказаниях и верованиях русского народа иногда связывалась с каким-то конечным подъёмом Китая, который должен был покорить весь мир. В Средней Азии я также встречал это поверие… Есть ли возможность, хотя бы и далёкая, будущего надвижения на Европу жёлтых полчищ и оседания жёлтого мира на кладбище европейской культуры (здесь вспомнишь не только предсказания философа Владимира Соловьёва, но и пророчества старца Серафима Вырицкого о “жёлтой опасности” и поглощении России Китаем. — Авт.). При трагическом развитии событий Русский Восток есть первый буфер, смягчающий удар жёлтой волны о берега Белого моря; он является первой дверью, в которую будет стучать жёлтый властелин, прежде чем вступить тяжёлой ногой на поле европейской культуры. Это обстоятельство придаёт Русскому Востоку провиденциальное значение и делает из него тему не только лишь русского, но и общемирового значения…»