Читать онлайн «Суворов». Страница 54

В разговоре капитан шутил, судил обо всех генералах — Прозоровском, Борзове, Бринке, хвалил Суворова за заботливость и внимание к солдату. Наконец генерал-поручик, приятельски простившись с ним, отправился дальше. Поутру получил капитан записку: «Суворов проехал, благодарит за ужин и просит о продолжении дружбы».

Поставив себе «за первый долг», как сообщал он Румянцеву, «самолично обозреть положение сей земли, всех в ней учрежденных постов», генерал объехал по берегу моря южную часть края от Темрюка до Тамани, а затем поднялся по Кубани до места своей ставки — Копыла, изучая незнакомую страну. В результате появилось подробное топографическое описание края с этнографическими добавлениями и цифрами.

Не ускользнули от внимания Суворова и так называемые некрасовцы — потомки казаков, что бежали на Кубань с Игнатием Некрасой после подавления в 1708 году Булавинского восстания. Иные из них, принятые крымским ханом, поступили затем в его гвардию или даже сделались телохранителями турецкого султана. Большинство «мирных» некрасовцев было переселено турками на Нижний Дунай, но «мужска полу не меньше тысяч трех», по словам Суворова, покинув свои жилища при приближении русских войск, бродило за Кубанью в горах. Неутомимый генерал-поручик встретился с ними, побеседовал и нашел, что «они между протчим оказывали желание к спокойствию и возвращению на нашу сторону».

Его заботила также большая смертность в войсках от болезней, и он рассредоточил полки и эвакуировал ряд госпиталей. Кубанские ногайцы страдали от разорительных и кровавых вылазок черкесов, которые уводили в плен мирных жителей, забирали имущество, скот и имели привычку «дратца в смерть». Вникая в мелочи, Суворов приказал «на берегу сей стороны Кубани камыши все истребить, коим горцы, перелазя Кубань, обыкновенно скрытно прокрадываютца». Он желал улучшить отношения с ногайской верхушкой, бывал в ордах, ходатайствовал за ханов и мурз перед начальством, искусно применял подкуп, испросив у Румянцева специальные денежные суммы на подарки «привыкшим к пакостям» ханским чиновникам. Но главным, понятно, было укрепление новых рубежей России.

Кубанская кордонная линия, возникшая после Кучук-Кайнарджийского трактата, по сути, и явилась границей с Турцией. Помимо усиления существующих военных постов, Суворов предложил протянуть цепь укреплений вверх по Кубани, чтобы сомкнуть ее с уже существующей Моздокской линией, учрежденной еще в 1763 году и предназначавшейся для защиты русских поселений от набегов кавказских горцев из Кабарды и Чечни.

С начала января, несмотря на злые морозы, Суворов принялся строить крепости и мелкие фельдшанцы, предварительно лично осматривая местность, намечая контуры каждой постройки и участвуя в инженерных работах. Сооружения эти превосходили обычные полевые укрепления того времени: они состояли из банкет и амбразур, обеспечивавших хороший обстрел расчищенной вокруг местности, фашин и мешков с землей, представлявших надежное укрытие для стрелков и орудийных расчетов, а кроме того, перед каждой крепостью были возведены искусственные препятствия. Как считал сам Суворов, «при обыкновенном российском мужестве мудрый комендант низвергнет важностью его укрепления противные предприятия регулярнейших войск, коль паче варварские рассевные набеги». По расчетам генерал-поручика, вся оборонительная система должна была быть завершена в мае.

Строительные работы велись в тяжелых условиях. Вспоминая это время, Суворов писал правителю канцелярии Потемкина П. И. Турчанинову в своем обычном, образном и афористичном стиле: «Я рыл Кубань от Черного моря в смежность Каспийского, под небесною кровлею, преуспел в один Великий пост утвердить сеть множественных крепостей, подобных мостдокским, не с худшим вкусом. Из двух моих в 700-х человеках работных армиев, строящих оные на носу вооруженных многолюдных варваров, среди непостоянной погоды и несказанных трудов, не было умершего и погиб один — невооруженный». Уже 19 марта Суворов мог донести Румянцеву, что «крепости и фельдшанцы по Кубани построились… с неожидаемым успехом. Они столько неодолимы черкесским поколениям по их вооружению, что становятся им совершенно уздою».

К апрелю 1778 года весь край неутомимостью Суворова был подробно обследован, огражден надежной линией укреплений и приведен в совершенное успокоение: набеги черкесов прекратились, ногайцы вернулись к своим мирным занятиям. В то же время в Крыму дела шли из рук вон плохо, виною чему была нераспорядительность Прозоровского, которого в конце концов уволили в двухгодичный отпуск. У Румянцева имелась одна кандидатура на это место: 23 марта фельдмаршал послал Суворову ордер о назначении его командующим Крымским корпусом, при этом кубанские войска оставались в его ведении.

По всему видно, что характер у великого полководца был не из легких: невзлюбив кого-либо, он не только сохранял свою неприязнь до конца, но и выказывал ее, невзирая на приличия, каждым своим шагом. Самолюбивый и не прощавший причиненного ему зла, он решил проучить бывшего своего начальника.

27 апреля Суворов появился в Бахчисарае, даже не оповестив об этом Прозоровского, у которого должен был принять корпус. Поджидавший его при реке Каче в своем лагере «генерал Сиречь» несколько раз уже осведомлялся, не приехал ли Суворов. Посланный Прозоровским в Бахчисарай дежурный генерал-майор Леонтьев встретил по дороге суворовского нарочного капитана Коробьина, который объявил, что его начальник болен и принять никого не может. Приехав с Леонтьевым в лагерь, Коробьин еще раз повторил данное ему приказание. Тогда Прозоровский поручил капитану узнать, в какой час Суворов примет его на другой день, но ответа не дождался. Все-таки он откомандировал в Бахчисарай своего адъютанта, который вернулся с совершенно неутешительными известиями: «больной» Суворов ужинает у русского резидента при бахчисарайском дворе Андрея Дмитриевича Константинова, а на следующий день собирается к Шагин-Гирею. Теперь только «генерал Сиречь» понял, что новый командующий намеренно уклоняется от свидания с ним. Он послал к Суворову с генералом Леонтьевым «необходимые для сдачи командования письма», а сам ночью выехал из Крыма, напоследок пожаловавшись Румянцеву.

Приняв корпус, Суворов, как и на Кубани, объехал и осмотрел построенные при Прозоровском полевые укрепления и, найдя их «изрядными», все же решил, что «не худо им быть посильнее». В самом Крыму было спокойно, зато на Ахтиарском, будущем Севастопольском, рейде все еще стояли турецкие суда. Для удобства наблюдения за турками и лучшего взаимодействия отрядов Суворов разделил весь Крымский полуостров на четыре территориальных района, выделив крупный внешний резерв — бригаду генерал-майора Ивана Вахтушевича Багратиона, расположившуюся к северу от Перекопа. Он с успехом применил и в Крыму опыт войны с конфедератами. Предупреждая возможность десанта, Суворов протянул по берегу линию постов, ввел сигнализацию между сухопутными войсками и флотилией, приказал обучить солдат распознаванию своих судов и турецких.