Читать онлайн «Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946». Страница 78

На родину. Фильтрация

Впервые пришли советские газеты, переполненные сообщениями о том, как встретил Победу народ, как по всей стране проходят митинги, на которых трудящиеся высказывают огромную благодарность партии и правительству за заботу о народе, славят товарища Сталина за гениальное руководство Красной армией в достижении Победы над врагом. После пережитого эти газеты читать не хотелось.

Появились в лагере и офицеры — представители командования Красной армии. На большой центральной площади городка соорудили эстраду, украшенную портретами Сталина, Черчилля, Рузвельта. На митинге, на который собралось все «население» лагеря, выступали члены комиссии по репатриации. Рассказывали о положении на родине, оперируя обычными штампами о героическом труде, патриотическом порыве и т. д. Призывали не поддаваться на агитацию представителей капиталистических стран, обещающих всевозможные блага, а на деле стремящихся к пополнению армии рабов. «Родина помнит о вас, ждет и встретит как героев», — говорили они в своих речах перед собравшимися.

Думаю, что их речи если и играли какую-либо роль в убеждении тех, кто не собирался возвращаться домой, то только отрицательную. Тем не менее подавляющее большинство стремилось скорее попасть на Родину, несмотря на ходившие слухи о том, что там нас ждет осуждение и наказание за предательство, выразившееся в добровольной сдаче в плен. Через этих представителей можно было отправить письма на Родину. Написал письмо и я, сообщив, что жив и здоров, надеюсь скоро вернуться домой, хотя и не знаю куда.

Лагерь посещали и эмиссары других стран. Приглашали в Канаду и в Австралию, обещая свободную и благоустроенную жизнь, показывали и раздавали богато иллюстрированные рекламные буклеты.

Охранявшие лагерь американские MP не препятствовали выходу за его пределы. Несмотря на свои ограниченные возможности передвижения на костылях, я все же совершил несколько небольших прогулок. В окружающей местности располагались лишь небольшие немецкие хуторки, в окнах домов болтались белые флаги. Немцы хмуро копались на своих полях, стараясь не привлекать к себе внимания. Разговаривали неохотно, начиная разговор со слов: «Hitler kaputt!»

По дорогам встречались пешие колонны людей, несших французские, бельгийские флаги, возвращающихся из Германии. Узнав, что мы — русские, а это не сразу было понятно из-за нашей пестрой одежды, они радостно окружали нас, поздравляя с окончанием войны.

Стали комплектовать команды для возвращения в Россию, составлять списки. Пришло время отъезда.

Однажды пришла большая колонна военных грузовиков «Студебеккеров», нас разместили на них, рассадив на откидные сиденья у бортов, и колонна отправилась в путь. Ехали долго, пересекая почти всю Западную Германию, объезжая большие города. Проехали какой-то крупный город, название которого — Люнебург, в чем я не уверен, подводит память, слишком давно это было. Он был весь в развалинах, кое-где еще дымящих. На улицах возились немцы, расчищая завалы, освобождая дороги, собирая и очищая от раствора кирпич.

В маленьких городках, в которых мы, проезжая, останавливались по необходимости, между грузовиками шныряли шустрые немецкие мальчишки. Мы совали им в руки печенье, ломти хлеба, сигареты.

Наконец, остановились в городке Пархим на границе между американской и советской зонами оккупации, где был транзитный пункт. Сопровождавшие каждый грузовик американцы на прощание оделили нас своими пайковыми пакетами, и мы на тех же «Студебеккерах» с американскими водителями пересекли границу.

Вот мы и у своих. Встретившиеся нам солдаты и офицеры были в погонах, которые многие из числа попавших в плен до 1943 года видели впервые.

Встретив своих, с грузовиков закричали: «Ура!» В ответ один из офицеров сделал характерный жест, проведя рукой по горлу и вверх. Это произвело тягостное впечатление. Мне почему-то стало стыдно перед американцами, сидевшими в кабинах грузовиков и видевшими это «приветствие».

В окрестностях городка Пархим был организован пересыльно-сортировочный пункт для приема «перемещенных лиц», прибывающих из оккупированных союзниками частей Германии. Здесь нас довольно быстро рассортировали, снабдили временными проездными документами, продовольственными аттестатами и «своим ходом» направили пробираться на восток по указанным в документах направлениям. Тех же, кто нуждался в медицинской помощи, в том числе и меня, опять посадили в американские «Студебеккеры», но уже с советскими армейскими номерами и в сопровождении офицера с погонами, капитана медицинской службы, повезли в военный госпиталь, предназначенный для бывших военнопленных. Стало ясно, что мы, освобожденные из плена, не достойны того, чтобы нас лечили так же, как всех военнослужащих Красной армии.

Госпиталь находился в маленьком, не пострадавшем от войны городке на востоке Германии — Виттштоке. Сначала — прямо в центре города напротив здания городской ратуши, занятого советской комендатурой. Затем его перевели на окраину городка в несколько двухэтажных коттеджей напротив городского кладбища. Питание и медицинское обслуживание были очень хорошими, а бытовые условия в коттеджах со всеми удобствами — просто отличными. Никаких ограничений по выходу за пределы госпиталя не было, и, пользуясь этим, я на своих костылях много ходил по городку.

В центре городка были остатки старинной крепости и улицы с домиками средневековой постройки — деревянный каркас (фахверк), заполненный кирпичом. После многих месяцев пребывания под стражей возможность ходить куда хочется доставляла огромное удовольствие.

Стояли теплые летние дни. Напротив, на немецком, как везде в Германии, очень благоустроенном кладбище, похожем больше на ботанический сад, я любил сидеть на скамейке у входа, недалеко от часовни. Имея в избытке табак, к которому, начав курить, еще не полностью пристрастился, я приглашал проходящих мимо немцев закурить. Они, наоборот, страдавшие от отсутствия курева, принимали мое приглашение, и я вступал с ними в разговоры, пытаясь совершенствоваться в своем варварском немецком языке.

В разговорах они привычно, но вряд ли искренне ругали Гитлера, войну, рассказывали о погибших братьях или мужьях. У многих родственники были в плену в России. Этих очень интересовали условия жизни, они были напуганы суровым климатом и дикими нравами, якобы свойственными России. Пытаясь их переубедить, я рассказывал, что даже в Сибири климат не такой уж суровый, нравы в России вполне цивилизованные, русским свойственны гостеприимство и благожелательность даже большие, чем в Европе.