Читать онлайн «Люди Грузинской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции». Страница 9

Моя первая епархия – высокогорная Сванетия[14] и Цагери. Предыстория этого назначения началась еще во время моего священства в 1992 году с местного жителя, приехавшего в Патриархию:

– Вот здесь прямо лягу на лестничную площадку, – сказал он, – пока Святейший со мной не поговорит. У нас «Свидетели Иеговы» весь район захватили, высылайте срочно к нам священника!

Послали меня… Приехал я к этому человеку домой, потом познакомился с местными православными христианами, и мы стали создавать приход. Я приезжал туда время от времени, служил литургию, проповедовал, с иеговистами полемизировал (кстати, встречи были очень интересными).

И поэтому именно этот район стал моей первой епархией. Сначала все службы в одиночку приходилось совершать, не было ни священников, ни диаконов. Ну а теперь там уже другой архиерей, много священнослужителей и монахов – большинство из числа моих тогдашних прихожан. В епархии появились монастыри, храмы.

В нынешней Ахалкалакской и Кумурдойской епархии я служу с 2002 года. Но и в этих краях мне приходилось служить до официального назначения, как священнику и как миссионеру – в этих двух горных районах Грузии православного населения меньше 3 %. В основном здесь живут армяне, которых переселил русский генерал Паскевич в 1829 году после победы над турками. Живут также русские духоборы[15] и греки, но их тоже мало.

За годы проживания я для себя обнаружил очень важные обстоятельства. Во-первых, оказалось, что между местными грузинами и армянами не происходило никаких напряжений, даже в самые сложные годы. Это укрепило меня в убеждении, что межнациональные конфликты всегда навязываются извне. Во-вторых, я хорошо изучил нравы и ценности местных жителей, понял, как к ним подступиться, найти общий язык. Это горцы, они гостеприимны. Если станешь давить– ответят еще большей силой, а если нуждаешься в помощи, то никто никогда не откажет. К примеру, если машина проедет мимо остановившейся машины, которой нужна помощь, можно точно сказать, что водитель не местный, потому что здесь в горах есть неписаный закон – обязательно остановиться и предложить помощь.

Когда с целью сближения с местным населением я переехал один жить в маленький отдельный дом, то не стал вешать шторы на окна, чтобы люди видели, как я живу. Сначала дети стали заглядывать, потом и заходить. Сначала на минутку, потом – на несколько часов. Когда родители искали детей, тоже заходили в гости. И постепенно соседи меня приняли. Через моих соседей со временем и все горожане узнали, что грузинский епископ вовсе не страшный; город ведь маленький, информация быстро разносится. Потом, надеясь на мои связи в Тбилиси, люди начали обращаться за помощью по разным вопросам, и я старался помогать, насколько это было возможно, обращаясь к своим знакомым в правительстве. Понемногу горожане стали заглядывать в храм, некоторые стали интересоваться богослужением. Начали появляться неофиты, среди которых много армян.

Многие молодые армяне находятся в духовном поиске. Раньше здесь, в Ахалкалаки, в Армянской Церкви не было такого священника, который бы соответствовал требованиям современного общества. Сейчас у них служит хороший священник, очень интересный и деятельный человек, благодаря ему люди потянулись и к ним в церковь. Но у них, по-моему, ощущается дефицит сакральности духовной жизни, духовного опыта, а ищущие люди это остро чувствуют, их не насыщает религиозная жизнь, основанная на повседневности. Другие армянские священники, с которыми я общался, говорят о разрыве духовной традиции, о проблеме полного приостановления служения, которое произошло у них в советский период.

В нашей Церкви всегда оставались нити, а если корень остается, то из корня и лоза восстанавливается. Несмотря на существование монахов, Армянская Церковь по сей день не может возобновить монастырскую жизнь по общежительному уставу. И мне кажется, кроме основных догматических нарушений, причина многих проблем еще и в этом – без монашества Церковь перестает существовать. Монахи – носители традиций духовной жизни и в то же время – свидетели того, что в Церкви есть люди, готовые себя без остатка посвятить Христу.

В августе 2008 года, когда разразилась российско-грузинская война из-за Цхинвальского региона, я подъезжал на своей машине к армейской российской колонне, разговаривал с военными, записывал на видеокамеру, как эти солдаты, большинство которых были с Северного Кавказа – чеченцы, ингуши, дагестанцы, – оправдывали свои действия. Позже я сделал видеозарисовку «Четыре времени 2008 года». За мое относительно спокойное состояние некоторые соотечественники даже упрекали меня в недостаточно развитом чувстве вражды к противнику. Конечно, это понятно: ведь российские танки стояли в двадцати километрах от нашей столицы с направленными в ее сторону пушками, а самолеты бомбили Тбилиси.

Невольно вспомнились события 9 апреля 1989 года, когда советские войска жестко подавили митинг в Тбилиси у Дома правительства Грузинской ССР. Двадцать человек погибло, сотни получили травмы. Многие пострадали из-за химического газа, который там был использован. Но на другой день, когда мы смотрели на русских солдат, оцепивших территорию, мы ощущали ненависть к самому режиму, а не к конкретным солдатам. Казалось, что они такие же жертвы режима: чтобы военный не подчинился неправильному приказу – для этого нужно быть героем…

Сейчас, на фоне происходящих событий на Украине, все видится по-другому. Несмотря на все политические перипетии, которые порой совсем непонятны, и несмотря на то, что трудно определить, какая сторона за что несет ответственность, очень переживаю из-за того, что сейчас происходит в России и на Украине. Сегодняшний военный ужас очень напоминает военный конфликт в Абхазии в начале 1990-х, в котором я как священник принимал самое непосредственное участие. Тогда во мне глубоко запечатлелись такие понятия, как «братоубийственная война», «беженцы», различие между «обычным снарядом» и снарядами типа «Град», которыми в моем присутствии бомбили мирное население города Сухуми. Эти личные переживания помогают понимать суть происходящего с православным народом, глубоко сочувствовать и пробуждают желание поучаствовать всячески: в первую очередь молиться, а также внести какой-нибудь вклад в умиротворение и утешение страждущих, по мере моих скромных возможностей.

Лела Чинчараули,