Читать онлайн «Американский доброволец в Красной армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейхстага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945». Страница 59

Однажды в Бетлехеме Пап нам рассказал, что мелодию и слова этой песенки сочинили в 1893 году сестры-американки Пэтти Хилл и Милдред Дж. Хилл. Теперь эту песенку поют, отмечая чей-либо день рождения, не только в Штатах, но и чуть ли не во всем мире…

Я вспомнил, какой чудесной неожиданностью для меня было в прошлом, 1943 году на фронте, когда моя любимая Принцесса устроила в реабилитационном центре мой девятнадцатый день рождения. В глубокой тайне от меня она ухитрилась испечь настоящий яблочный пирог по-американски с хрустящей корочкой по краям. Оксана раздобыла где-то (скорее всего, в церквушке села Александровка) девятнадцать маленьких свечек и разучила с теми, кто был приглашен к праздничному столу в реабцентре, на английском Happy birthday. В устах моих товарищей по оружию песенка на ломаном английском звучала забавно: «Хэппи бьордей ту ю, хэппи бьордей то ю, хэппи бьордей дир ник-о-лас, хэпи бьордей ту ю!» Хотя не это ведь важно: мои друзья пели от души, с огоньком!

Но сегодня я никому не сказал о своем дне рождения. Без Принцессы, без моих дорогих боевых товарищей Олега Милюшева, профессора Петровского, двух моих танковых экипажей — нет, это не будет праздником в полной мере. Я сегодня весь день вместе со всей ротой пахал, как папа Карло, с утра до самого вечера и в 22.00 скомандовал своему экипажу отбой. Уставшие люди охотно улеглись. Кто-то уже даже всхрапнул — как вдруг к нам в землянку неожиданно ворвался наш новый комвзвода, старлей Николай Долин и громко крикнул:

— В рууужьеооо!

Все соскочили со своих нар и окружили Долина, держа в руках… алюминиевые кружки.

Долин вынул из кармана чекушку и произнес:

— Чистый спиритус вини дистиляти! Подставляй свою кружку, Никлас, тебе наливаю первому!

Я, ошарашенный, не мог понять, что все это значит. Подумалось поначалу: после глотка спирта последует срочная отправка роты на западный берег Вислы и танковая атака.

Долин плеснул мне в кружку пару глотков «спиритус вини дистиляти».

— Зашнуруем, братцы, за нашего боевого союзника!

Алюминиевые кружки сошлись с глухим стуком, все дружно чокнулись, выпили, крякнули и вместо закуски понюхали свои рукава. Долин взмахнул пустой чекушкой, вслед за этим грянуло: «Хэппи бьордей ту ю…»

Мне тут же в голову пришла мысль: все это «проделки Скапена», то есть моего мехвода Ивана Чуева. Кто, кроме него, знал о том, что мне в прошлом году на день рождения подготовила Принцесса Оксана? Я никому об этом не рассказывал, кроме Ивана. Было это в госпитале у Галины Талановой, где мы с ним провели больше восьми недель. Чуев, наверное, все запомнил и доложил нашему комвзвода.

Все случилось так неожиданно и так по-фронтовому трогательно. Но на этом «пятиминутка» не окончилась. Иван Чуев вдруг затянул мелодию «Синего платочка», все ее подхватили, кто со словами, кто лишь напевая мелодию: «Синенький скромный платочек… падал с опущенных плеч…»

Хорошо, что в землянке было темно. Иначе весь мой экипаж и комвзвода увидели бы, как слезы катились по моим щекам и я их не вытирал. Теперь мне стало ясно, что мой мехвод Иван Чуев не только верный боевой соратник, но и настоящий друг. Он наверняка рассказал ребятам об Оксане, о том, что в освобожденном от фашистской оккупации Минске я с ней собирался расписаться в ЗАГСе и что она погибла под Бобруйском за одну неделю до освобождения белорусской столицы. Вот и «Синий платочек» звучал сейчас не только для меня, но и в память о ней…

Ребята закончили куплет и умолкли. Комвзвода встал, объявил отбой и вышел из землянки. Все улеглись на свои нары, но обычного храпа я не слышал. Значит, они тоже не спали. Значит, и они, как и я, после всего, что произошло за эти пять минут, еще долго не могли уснуть. Значит, их до глубины души тронуло, казалось, невероятное: американский доброволец в танковой разведроте Красной армии и советская девушка — военфельдшер Принцесса Оксана в разгар войны по-настоящему полюбили друг друга и намеревались оформить свой союз в Минске… Было о чем думать, было. А у меня перед глазами еще долго-долго стояла, как живая, моя дорогая советская Дина Дурбин…

В то самое время, когда 1-й Белорусский фронт ускоренно готовился к одной из важнейших операций Великой Отечественной и Второй мировой войн, наш комроты, уже подполковник Жихарев объявил перед строем, что маршал Рокоссовский переведен с 1-го Белорусского на 2-й Белорусский фронт и что теперь в предстоящей операции, названной танкистами и десантниками наступлением «Nach Berlin!», будет командовать маршал Жуков.

Для многих, в том числе и для меня, это прозвучало как гром среди ясного неба. В нашей роте во время перекуров можно было услышать разноречивые комментарии. Одни утверждали, что якобы Сталин на вопрос Рокоссовского: «За что такая немилость?» — ответил: «За то, что вы с ходу не взяли Варшаву и в польской столице поэтому погибло около четверти миллиона гражданского населения». Другие доказывали, что взятие Пруссии и очистка побережья Балтики от немецких войск важнее той задачи, которая неизвестно как скоро начнет выполняться 1-м Белорусским фронтом.

У меня созрела собственная версия того, что произошло с Константином Константиновичем Рокоссовским. При всей его талантливости и популярности он по национальности не русский, родился за границей, имел и до сих пор имеет там близких родственников. Словом, нельзя такому человеку доверить взятие Берлина. Логово фашистского зверя должен взять русский. Пусть с большей кровью, пусть менее искусными решениями, но чисто русский… Я пытался понять логику Верховного главнокомандующего.

2-я танковая армия и наш танковый корпус, полностью укомплектованные, расположились на плацдарме западного берега Вислы южнее Варшавы и в ближайший день-два готовы начать наступление в северо-западном и западном направлениях.

Зимнее наступление начали 12 января наши соседи: на левом фланге 1-й Украинский фронт под командованием маршала Ивана Конева, а на правом — 2-й Белорусский фронт под командованием маршала Константина Рокоссовского.

14 января в 6.00 мы проснулись не по команде «Подъем!», а оттого, что сотни мощных советских громкоговорителей на всем протяжении нашего фронта начали транслировать на полную громкость самые популярные песни на русском, украинском, белорусском, армянском, молдавском и других языках народов Советского Союза. Вместе с началом оглушительного звучания этих песен нам дали команду: «Вперед, на исходные позиции!» Оказалось, музыкой маскировали движение тысячи гусеничных машин на передовые исходные позиции: танков, самоходных артиллерийских установок, тракторов-тягачей. Плотный утренний туман маскировал движение всей этой армады к передовой визуально. Во время этого движения я впервые увидел рядом с нашими тридцатьчетверками американские «Шерманы-М4А2» и бронетранспортеры М3А1. Такую подготовку к наступлению, как позже выяснилось, даже наш многоопытный подполковник Жихарев не мог припомнить.