Читать онлайн «Тени над озером». Страница 6

На краткое, короче дыхания, мгновение он вновь коснулся ее лица.

– Еще увидимся, мисс Кординер.

Он повернулся и зашагал прочь, к открытым воротам. И тут впервые Келли заметила, какие широкие у него плечи по сравнению с узкой талией, какой уверенный и размашистый шаг.

И так же впервые ей бросилось в глаза, что к воротам привязана лошадь – серая в яблоках, взнузданная, но не оседланная. Так вот почему она не слышала, как он подъехал, мелькнуло у Келли в вихре беспорядочных мыслей. Она не расслышала глухой стук копыт по мягкой грунтовой дороге.

Келли наблюдала, как Зейн отвязывает лошадь и без малейших усилий взлетает на спину животного. Повернув лошадь, он взглянул в сторону Келли и одарил ее беспечной усмешкой, тут же пустившись в галоп. Он казался единым целым со своей лошадью, как кентавр.

Келли смотрела ему вслед, чувствуя, как сердце бьется где-то у самого горла, а тело переполняют противоречивые ощущения. Прошло немало времени, прежде чем она взглянула на обложку книги, вложенной ей в руки, – она была черной, с блестящими серебристыми буквами заголовка «Ее демон-любовник» и фамилией автора – Коллинз.

Она отчаянно потрясла головой.

– Джимми, – пробормотала она, как будто его дух мог дать ответ, – что это за человек? Что мне предстоит?

Встревоженная, она вновь взглянула на дорогу, но всадник уже скрылся за поворотом.

Слишком много эмоций, вновь подумала она: горечь, негодование, гнев и изумление смешались в ее груди. Слишком много эмоций – ей следует сдерживать их. Сдерживать, и как можно старательнее.

Достигнув вершины холма, Зейн придержал лошадь и начал неторопливо спускаться к большой проселочной дороге.

Потрепав шею животного, он улыбнулся. Храбрая девчонка, эта племянница Джимми, но слишком уж надменная. У нее голубые глаза, как у Джимми, почти такие же кошачьи повадки и такой же короткий, вздернутый нос. Зейн задумался. Какая у нее улыбка? Должно быть, такая, как у Джимми: заразительная и чересчур широкая, с некоторой сумасшедшинкой. Теперь-то ему наверняка этого не узнать. А жаль…

Он покачал головой. Все верно, ему не следовало набрасываться на эту девушку, но именно так пришлось поступить с женщиной в прошлом году – с той, которую Зейн застал, когда она успела запихнуть в багажник машины половину вещей Джимми. Именно она пыталась стащить даже простыни.

Женщина была рослой и крупной, и, когда Зейн схватил ее, она ударила его кулаком по лицу так, что выбила нижний зуб. Но от девушки, которую он встретил сегодня, трудно было ожидать подобного, будь она хоть вдвое толще.

В сущности, какое ему дело до этой племянницы? Сейчас гораздо важнее обдумать новость о смерти Джимми. Зейн надеялся, что ранимая, беспокойная душа друга наконец-то обрела покой. Он любил Джимми, по-настоящему любил. Именно он посоветовал Джиму отправиться в Кливленд и вновь попытаться бросить пить. Хотелось верить, что попытка будет удачной, хотя Зейн и сомневался в этом» Пребывание во Вьетнаме сильно пошатнуло и физическое, и психическое здоровье Джимми.

Зейн понимал его, потому что и сам побывал в этом аду. Джимми был типичным юношей-идеалистом, который распростился с идеализмом и здоровьем в самом начале девяти длинных лет войны.

Когда-то и сам Зейн был таким же идеалистом, по возрасту даже младше Джима – он застал лишь самый конец войны. Он тоже был ранен, но его рану, в отличие от Джимми, мало кто видел: от нее остался маленький белый шрам возле самого сердца. Подобно Джиму, Зейну пришлось позабыть о былом идеализме, и он понимал, что это постоянно проявляется в его поведении.

Из адова пекла войны он вышел настоящим циником, а события, произошедшие в семье, заставили его окончательно разувериться в человеческой натуре. Но из всех жизненных передряг он вышел закаленным и крепким – в этом, как считал Зейн, ему просто повезло. Он вполне мог сломаться, как Джимми. Бедняга был добросердечным, даже иногда излишне мягким, и Зейн искренне тосковал по нему, в который раз пожелав духу друга упокоиться с миром.

Он вновь вздохнул и невольно вернулся мыслями к этой племяннице. Вероятно, ему следовало принести более изощренное извинение, но девушка сама виновата: действовала ему на нервы своими раздражающими насмешками, ранящими как иглы.

Дело совсем не в ее привлекательности, а в том, как она обошлась с любимыми книгами Джимми, с каким отвращением поддела одну из них ногой! Вот что раздражало больше всего.

Как это она высказалась о книгах, сморщив свой кошачий носик? «Барахло», для нее они были не более чем «дрянные книжонки»!

Черт побери, после этих слов он только и ждал случая сбавить ей спеси. Первая проба оказалась приятным занятием, и он был намерен не раз повторить свой опыт. Зейна забавляло, что, как только он начинал флиртовать с ней, она застывала, становилась совсем беспомощной. Самолюбию льстило, что вся ее показная решительность рушится от такой чепухи.

Итак, заигрывания ей совсем не по душе. Значит, будем продолжать флирт. Зейн был не против, поскольку ему даже понравились эти длинные загорелые ноги, маленькие острые груди и странные, необычные очертания лица. А кожа, вспомнил он, – у нее великолепная кожа! Как кожура персика, которая так и манит надкусить.

Через дорогу перепорхнула пара перепелок, забавно подергивая коротенькими хвостиками. Придержав лошадь, Зейн одновременно придержал и свои мысли.

У Келли Кординер есть свои достоинства, решил он, но неотразимой ее назвать нельзя. Слишком высокая, слишком тощая, с чересчур упрямым подбородком и суровыми глазами. Довольно умна, но Зейн не уловил в ней ни йоты теплоты и беззащитности Джимми.

Он сжал бока лошади ногами, подавая ей сигнал прибавить ходу. Лошадь послушалась, и Зейн отдался мощному ритму скачки. Нет, снова повторил он себе, ему совсем не понравилась эта племянница. Он пожертвовал бы дюжиной таких девчонок, лишь бы Джимми был жив и вновь вернулся домой.

Черт подери, как же ему будет недоставать Джима!

Зейн Грей потряс ее только потому, что так неожиданно схватил в охапку, уверяла себя Келли, возвращаясь к дому Джимми. Но она по-прежнему чувствовала беспокойство и растерянность после нескольких часов, проведенных в городе, и суматохи дел.

Она позволила эмоциям завладеть собою только потому, что оказалась вдали от родного дома и еще не успела опомниться после смерти Джимми, постоянно повторяла себе Келли. Честно говоря, ее беспокоило также, как справляется со своим горем Сисси. Она тосковала по матери и, как обычно летом, скучала по своим ученикам, размышляла, чем они занимаются сейчас, эти резвые и проказливые шестилетние сорванцы. Это было самое трудное в учительской работе – стараться не привязываться к детям.