Читать онлайн «Дневник белогвардейца». Страница 47

Едем медленно, так как впереди идет воинский поезд, перегнать который товарищи никому не позволять. Чем дальше от Петрограда, тем больше на станции продуктов и тем ниже цены. На станциях полное безлюдье, так как железнодорожные служащие прячутся от товарищей, требующих отправки поездов вне всяких правил и творящих при отказе самые жестокие насилия (кладут на рельсы и давят паровозами; засовывают в локомотивные топки и т. п.

Торговки съестными припасами сидят за толстыми деревянными решетками послереволюционное новшество, которого прежде не было.

Среди едущих с нами товарищей никаких политических разговоров не слышно; все мысли направлены к дому и семье, а затем к покупке хлеба и добыче кипятку на станциях.

На второй день пути в поезд стали лезть отставшие от впереди идущих воинских эшелонов; этот сорт товарищей много похуже - расхлябанные, нахальные и многие вполпьяна, с постоянной матерщиной на языке, типичные представители городской и деревенской хулиганщины. Часть из них едет с винтовками и ручными гранатами, довольно неприятное соседство, так как гранаты недостаточно тщательного изготовления склонны к самовзрыванию.

Когда подходили к станции Шарья, то там происходило побоище между прибывшим на станцию эшелоном и местными милиционерами; побоище окончилось восьмью убитыми и несколькими десятками раненых.

 Только утром добрались до Вятки, где нас угостили форменным обыском с выворачиванием всех вещей; у меня даже откупорили все бывшие у меня шесть бутылок Боржома; искали оружие, спиртные напитки и драгоценные металлы; едва успел спрятать часы и уцелевшую у меня золотую медаль. При производстве обыска была видна опытная рука, но наружно были утонченно вежливы, сами ничего не трогали, а все заставляли делать самих владельцев.

Вагон-ресторан у нас аннексировали для какого-то чрезвычайного комиссара Северной Области, носящегося в великолепном поезде из царских вагонов и творящего суд и расправу; на станции рассказывали, что сегодня утром он нагнал эшелон, устроивший побоище на ст. Шарья, и расстрелял тут же на полотне всех зачинщиков.

Увидав в нашем поезде вагон-ресторан грозный комиссар решил, что буржуи могут обойтись и без этого вагона, и перевел его на свой меридиан; нам это все равно, ибо мы им не пользуемся, но зато в отчаянии опиопровозители, составляющие половину пассажиров: оказывается, что у них в стенках вагона-ресторана заделано восемь пудов опиума, стоимостью свыше полумиллиона. Один из них остался в Вятке, очевидно для того, чтобы выручать свой товар.

Купил "Вятскую Правду" (все "Правды" большевистские); хроника сообщает, что 23-го Января у Александровского Собора расстреляно пять грабителей; отмечено, что высшая мера наказания - расстрел применена потому, что при грабежах они именовали себя "большевиками".

 Подвижной составь нашего поезда совсем расхлябан, чинимся чуть ли по пять-шесть раз в день. Двигаемся очень медленно, зато отъедаемся во всю; хлеб всюду отличный, а главное, покупай его сколько тебе захочется. Едем под угрозой, что дальше Екатеринбурга не пустят, так как железнодорожные комиссары решили уничтожить буржуйные экспрессы.

Разговорился с едущими в наших коридорах солдатами, преимущественно с западного фронта; на революцию они смотрят с точки зрения перехода к ним земли, а поднявшегося беспорядка в большинстве не одобряют; социализм в земельном отношении понимают в том смысле, что земля должна быть отдана им и затем делается их неотъемлемой собственностью с правами наследства и т. п.; представления о том, что получится, если раздать все церковные, государственные и помещичьи земли, не имеют никакого; когда я спросил, сколько же по их мнению придется на брата, то они замялись, а потом один нерешительно вымолвил, а другие подхватили, что по сотни две десятин, наверно, придется. Когда я им объяснил действительное положение, то на меня посмотрели недоверчиво и хорошая отношения, бывшие между нами уже несколько дней, сразу потускнели.

То же самое было и у меня в корпусе; главной задачей моей Креславской школы и было дать солдатам крестьянам реальные знания по основам государственной, общественной и деревенской жизни

 За сутки проехали только 300 верст, много остановок из-за поломки подвижного состава. Встречные пассажирские поезда без стекол, с выломанными дверями; в мягких вагонах вся внутренность выдрана. Подсаживающееся к нам, отставшие от эшелонов товарищи, уходя, тащат с собой коврики, занавески, оконные ремни, даже медные гвоздики, но страдают только коридоры и уборные.

Опять попали в голодный район; на станциях пусто, нельзя достать ни хлеба, ни молока.

В поезд село несколько уральских общественных деятелей, пробирающихся в Томск; по их словам всюду на заводах идет полный развал, и если так будет продолжаться, то весь Урал скоро станет; будут продолжаться работы чисто местного, полукустарного характера. Всюду идет страшное воровство, а где можно и грабеж складов; кое-где начали разворовывать заводское оборудование.

 Въехали в страну с обилием плодов земных; Екатеринбург проскочили благополучно и едем по линии Тюмень-Омск; станционные лотки завалены гусями, поросятами, бараниной, сыром, сливочным маслом, калачами и белым хлебом; цены очень низкие, и оголодавшие пассажиры жуют целый день.

В Тюмени к нам сел Барнаульский городской голова; по его словам в Сибири идет уже большевистское движение, но не такое резкое и радикальное, как у нас в России. Настроение деревни пестрое: там, где много солдат вернулось с фронта, там большевистское, а где поменьше - там спокойное. Города, за исключением Семипалатинска, Кургана и Ирбита, махрово-большевистские и в руках приезжих (по-сибирски "навозных") большевиков самого каторжного типа; с развалом власти, много уголовных и каторжных перекрасились в политические мученики и вылезли в крупные политические дамки.

Сейчас в Сибири кипит большая работа по предстоящему переустройству всей сибирской жизни, стиснутой раньше давлением Петрограда и Москвы; перспективы пока самые радужные, особенно в промышленном и торговом отношениях. С довольствием вообще хорошо; хуже в городах. Алтайский край переполнен хлебом, но население не хочет его продавать из ненависти к городам. Сибирь за время войны очень разбогатела, продавая свое сырье.

 Проехали Омск; здесь узнал, что большевики арестовали весь состав Сибирской Областной Думы, и что заключен мир с Германией. Значит вся Сибирская работа пошла насмарку; и здесь государственно настроенные элементы опоздали организацией, не сумели во время создать реальную силу и на нее опереться; инертное население их не поддержало, и они рухнули под напором городского большевизма. Всюду то же самое; всюду одни и те же ошибки. Страшно обидно за Сибирь; я очень надеялся, что она станет оплотом против большевизма, и что на ней можно организовать спасение всей России; ведь природного большевизма здесь нет.