Читать онлайн «Жизнь Шарлотты Бронте». Страница 30

Большинство местного населения составляли диссентеры, в основном приверженцы «независимой» ветви этого церковного направления. В селе Хекмондуайк, в самом конце которого стоит школа Роу-Хед, было две большие церкви, принадлежавшие их общине, а также одна методистская. Все они заполнялись до отказа во время воскресных служб, а кроме того, по будням проводились разнообразные, тоже многочисленные, молитвенные собрания. Деревенские жители были не только усердными прихожанами, но и придирчивыми критиками проповедей, которые им доводилось выслушивать, настоящими тиранами по отношению к своим пастырям и яростными радикалами в политике. Одна моя подруга, хорошо знающая те места, где провела свои школьные годы Шарлотта Бронте, так описывает их жизнь:

Вот сцена, имевшая место в Нижней церкви Хекмондуайка, которая даст вам представление о тогдашних нравах. Когда молодожены после венчания впервые появлялись в церкви, было принято в конце службы, следом за последней молитвой, когда паства уже покидает здание, петь свадебный гимн. Хор, исполнявший этот гимн, получал денежные пожертвования, а затем устраивал пьяную гулянку на всю ночь, – по крайней мере, так рассказывал тамошний священник. Именно он и решил положить конец безобразному обычаю. В этом его поддержали многие из клира и прихожан. Однако демократическое начало в приходе было столь сильно, что возникла яростная оппозиция, участники которой дошли до того, что оскорбляли священника, встретив его на улице. Наступил день, когда в церковь должна была явиться молодая пара, и пастор объявил хористам, что запрещает им петь свадебный гимн. Те ответили, что все равно споют, и тогда он запер дверь, дающую доступ на ту большую скамью, где обычно сидели певцы. Однако они сломали замок и заняли свои места. Священник объявил с кафедры, что сегодня пения гимна не будет, а вместо этого он прочтет фрагмент Писания. Однако не успел он произнести первое слово, как хористы встали со своих мест – возглавлял их регент, высокий, свирепого вида ткач, – и затянули гимн. Они старались петь как можно громче, и в этом им помогали находившиеся среди паствы приятели. Те прихожане, которые не одобряли поведения хористов и приняли сторону священника, не встали со своих мест во время исполнения гимна. Затем пастор снова начал читать Писание, а по окончании чтения произнес проповедь. Он собирался уже заключить службу молитвой, как вдруг опять поднялись с мест хористы и снова грянули гимн. Безобразные сцены повторялись несколько недель, и противостояние среди паствы достигло такого накала, что прихожане едва удерживались от потасовок, встретив врагов вблизи церкви. В конце концов священник оставил свое место, и вместе с ним церковь покинули наиболее сдержанные и уважаемые члены конгрегации. Таким образом, хористы восторжествовали.

При выборах пастора в церкви Хекмондуайка страсти накалились так, что пришлось зачитать на церковном собрании «Акт о бунте»73.

Разумеется, soi-disant74 христиане, лет десять назад силой изгнавшие мистера Редхеда из Хауорта, имели много общего со своими братьями-язычниками, soi-disant христианами из Хекмондуайка, хотя первые принадлежали к официальной церкви, а вторые были диссентерами.

Письмо, цитату из которого я привела выше, написано жительницей тех мест, где провела свои школьные годы Шарлотта Бронте, и описывает ситуацию, относящуюся ко времени ее ученичества в Роу-Хеде. Вот что пишет она далее:

Привыкнув к почтительному обращению со стороны сельского населения, я была поначалу удивлена и даже встревожена той свободой, которой пользовался рабочий класс Хекмондуайка и Гомерсала по отношению к лицам, стоявшим выше их на социальной лестнице. Обращение «девчушка» было здесь столь же общепринятым по отношению к молодой леди, как слово «девица» в Ланкашире. Крайне неопрятный вид деревенских жителей в первое время вызывал шок, хотя ради справедливости надо признать, что хозяйки домов, как и сами их жилища, не были так уж грязны и даже имели цветущий, хотя и грубоватый, вид (за исключением периодов, когда дела приходили в упадок), что редко встретишь в сельских районах. Рядом со входом в дом обычно можно было увидеть кучу угля с одной стороны и приспособления для варки домашних напитков – с другой, а в самом жилище вас встречал запах солода и хмеля – «домашнее пиво» варилось повсеместно. Не было и нехватки гостеприимства – одного из главных достоинств йоркширцев. Гостей обильно и назойливо потчевали овсяными лепешками, сыром и пивом.

Был в Хекмондуайке и ежегодный праздник, полурелигиозный и полусветский, под названием «Чтение». Мне кажется, что традиция его празднования восходит еще ко времени нонконформистов75. Накануне праздника приглашенный священник читал проповедь в Нижней церкви, а на следующий день сразу две проповеди читались, одна за другой, в Верхней. Разумеется, служба длилась очень долго, и, поскольку это происходило в июне, в жаркое время, мы с подругами получали мало удовольствия, оттого что проводили все утро в церкви. Затем начиналось собственно празднование: в село стекалось множество приезжих. Ставили палатки для торговли игрушками и особыми имбирными коврижками, имевшими название «ярмарочных». Обычно к празднику дома́ белили и красили, чтобы придать им нарядный вид.

Деревня Гомерсал (где жила с родителями Мэри, подруга Шарлотты) была куда красивее Хекмондуайка. В ней привлекал внимание очень странный дом, построенный из неотесанных, выпиравших во все стороны камней, на которых были вырезаны ухмыляющиеся рожи. На камне, венчавшем входную дверь, большими буквами значилось: «Дом злобы». Это сооружение один из жителей деревни возвел прямо напротив дома своего врага, который только что выстроил себе превосходный особняк с прекрасным видом на долину, – именно этот вид и заслонил дом-урод.

Девять юных учениц мисс Вулер прогуливались среди жителей деревни без всякого страха – они ведь были со всеми знакомы. Сама учительница родилась и выросла среди этих грубых, сильных, подчас свирепых людей и хорошо знала, какая доброта и верность таятся под личиной дикости и непокорства. Девочки обсуждали то, что видели вокруг, и у каждой из них было свое мнение, их ожесточенные дискуссии напоминали споры взрослых. Среди них прожила два года уже всеми любимая (если кое-кто иногда над ней все еще посмеивался, то только в лицо), близорукая, странно одетая, прилежная девочка по имени Шарлотта Бронте.

Мисс Бронте покинула Роу-Хед в 1832 году, заслужив искреннюю любовь как своей учительницы, так и соучениц. Две подруги, приобретенные в эти годы, остались близки к ней в течение всей жизни. Та, которую я называю именем Мэри, к сожалению, не сохранила писем Шарлотты. Однако другая, обозначенная здесь как Э., любезно согласилась поделиться со мной всей оставшейся у нее корреспонденцией. Просмотрев самые ранние письма, я была поражена их безнадежным тоном. В том возрасте, когда девочки обычно радостно смотрят в будущее, и считают свои чувства, равно как и чувства подруг, вечными, и не медлят обнаружить эти чувства, Шарлотта выражает удивление тем, что Э. держит слово и пишет ей письма. Когда я познакомилась с мисс Бронте, меня поразило, что она не надеется на лучшее и вообще не верит в будущее. Узнав о несчастьях, которые ей довелось претерпеть, я поспешила заключить, что именно память о перенесенном горе лишила ее жизнерадостности и надежд. Но письма свидетельствуют о другом: грусть была присуща ей изначально. Хотя не исключено и то, что причиной послужила острая боль после смерти двух старших сестер в соединении с телесной слабостью Шарлотты. Если бы вера в Бога была в ней не так сильна, это могло бы породить постоянную депрессию. Однако, как мы еще увидим в дальнейшем, мисс Бронте старалась везде и всюду «вручать свою судьбу милости Божьей».