Читать онлайн «Зигзаги судьбы». Страница 43

Последних посетителей бара я вытаскивал наружу часа в четыре ночи и валился в постель до пяти утра, чтобы опять привести всё в порядок для ранних гостей бара, забегавших за стаканом пива уже рано утром. Тогда, в 1953 году, употреблять спиртные напитки разрешалось только белым, аборигены или гнали свою «самогонку» или покупали спиртное у китайцев-лавочников с заднего хода.

Около девяти утра отель просто блестел как внутри, так и снаружи. Первые гости уже занимали столики в ресторане и табуретки в баре. В одиннадцать было уже трудно протиснуться внутрь, пили прямо на ступеньках у входа. Самыми верными клиентами бара были те, кто должен был блюсти порядок, — начальник полиции и администратор всей северной части острова. Когда у меня от усталости и недосыпания закрывались глаза, хозяйка отеля заменяла меня на несколько часов. В пять, после обеда, одетый в белый смокинг и в галстуке-«бабочке», «выходил опять я на дорогу», то есть в ресторан и бар, здоровался с гостями и начинал работать опять до утра. Моя улыбающаяся морда вызывала, наверное, доверие, и через примерно месяц я уже знал всех, и все знали меня. Это привело к тому, что моя репутация оказалась под угрозой.

«Этого русского не перепьёшь!» — такая слава ходила обо мне в городе. «Он пьёт виски, как воду»! Эх! Все мы «были рысаками» когда-то, но пить виски, как воду, я не мог никогда. Именно эта слабость и вынудила меня пойти на обман моих верных друзей по бару. По австралийскому обычаю, если кто с тобой хочет познакомиться или подчеркнуть свою дружбу к тебе, тот ставит тебе стакан того напитка, который ты любишь. Чёрт потянул меня за язык сказать в самом начале моей карьеры бармена, что я предпочитаю виски. С того момента каждый постоянный посетитель предлагал мне выпить с ним. Оправдания, что я на работе и мне пить нельзя, не вызывали ни у кого сочувствия. «Пей, а то обижусь!» — говорили мне угощавшие. Для сохранения моей работоспособности пришлось прибегнуть к уловке (я подсмотрел её в американских ковбойских фильмах). Под прилавком стояли бутылки из-под виски, и в них был обычный, довольно слабый чай, заваренный под цвет виски.

«Да, этого русского наше виски не берет», — говорили обо мне посетители бара, видя, как я, рюмка за рюмкой, опустошал за вечер пару бутылок. Деньги за выпитое мной «виски» я, конечно, не брал, отговариваясь, что угощение идёт за счёт отеля. Этот дружеский обман продолжался пару месяцев, но, в конце концов, раскрылся. Меня позвали на кухню открыть кладовку (по ночам ключи были у меня). Второпях я забыл убрать мою бутылку с чаем подальше и в моё отсутствие нетерпеливый гость, положив деньги на прилавок бара, налил себе из неё стакан жёлтой жижи. Опрокинув ее, как говорят у нас, «на посошок», он не поверил своим ощущениям и налил себе ещё стаканчик. Убедившись, что вместо виски в бутылке чай, он тут же разгласил свое открытие всем собравшимся в баре, и когда я вернулся из кладовой, на меня все смотрели, как на мошенника! Пришлось мне давать объяснения, особенно напирая на тот факт, что я никогда не брал денег с угощавших меня. Посмеявшись, мне это простили. Но мой прежний героический ореол исчез — я стал обыкновенным барменом.

Так прошло шесть месяцев. Платили нам за нашу работу, по продолжительности рабочего дня нарушающую все нормы трудового законодательства, очень мало. Наше первые восхищения тропиками прошли, и мы поняли, что нас просто нагло эксплуатируют. Но как уйти? Если мы нарушим контракт, то будем высланы обратно в Австралию за наш же счёт. Помог случай! Всегда полупьяный старенький муж хозяйки отеля почему-то обвинил Труду в пропаже ящика масла. Чувствуя себя ни в чём не виноватыми, мы зацепились за это оскорбление как за возможность порвать контракт без штрафа. Это нам удалось. И хоть пропажу масла объяснили потом потерей его на аэродроме во время разгрузки самолёта, и муж хозяйки отеля публично извинился за своё поспешное обвинение, мы использовали этот инцидент для того, чтобы порвать с отелем.

К счастью, заместитель администратора нашего района Том Эллис знал о моей профессии фотографа. Он как раз получил указание подготовить отчёт о том, что было сделано Австралией для Новой Гвинеи как своей подмандатной территории. И вот он предложил мне приготовить (по его указаниям) фоторепортаж на эту тему. Я согласился. Труда устроилась заведующей кухней маленького госпиталя в самом городе, а я, заказав из Австралии плёнки, бумагу и химикаты, отправился с заместителем администратора в трёхмесячный путь по горам и долинам Новой Гвинеи. Сначала мы ехали на старом американском джипе, потом летели на маленьком самолёте и приземлились на взлётно-посадочной полосе у католических миссионеров, а оттуда двинулись пешком с туземцами-носильщиками. На длинных жердях таскали эти чернокожие наши ящики с провиантом, палатки и прочий скарб по почти вертикальным склонам гор, поросших тропическим лесом.

У меня было несколько «личных» носильщиков. К моим фотоаппаратам и плёнкам, упакованным в водонепроницаемые металлические ящики, аборигены относились, как к магии. Меня прозвали «Маета билонг пикча» (то есть фотограф на «пиджин инглиш»), и слава о моем «колдовстве» неслась вперёд с горы на гору звуковыми сигналами, звучавшими, как рог пастуха, но передаваемыми лишь с помощью гортанных мышц и кистей рук.

Том Эллис был личностью легендарной, внушавшей не только почёт, но и просто страх аборигенам. Во время войны, когда японцы воевали в болотах и горах в Новой Гвинеи с американцами и австралийцами, «канакас» (прозвище аборигенов), разделились на два лагеря. Одни помогали австралийцам, другие японцам.

После войны, Тому Эллису поручили провести расследования тех происшествий, которые стоили австралийским солдатам жизни. Как я слышал от людей, знавших его довольно близко, Том словно железной метлой прошёлся через поселения, которые отличились коварными действиями против австралийцев.

Это было в 1945-46-х годах, но и не только в 1953, но, я уверен, и до сих пор, коренное население Новой Гвинеи всё ещё помнит Томаса Эллиса! Пишу об этом с целью объяснить то, что я сам понял только после возвращения из этой поездки. За многие часы до нашего прибытия в поселение, всё его мужское население выстраивалось в шеренги и ждало прибытия Тома, как на параде. Этому он их научил во времена своих проверок.

Том Эллис — олицетворение закона и власти в Новой Гвинее

Так называемый «хаус кияп» (постройка из жердей и банановых листьев в каждом селении, резервированная для посещения представителей администрации), был чисто выметен и подготовлен к приёму гостей. Носильщики менялись в каждом селении, так как уходить далеко от дома они боялись. В Новой Гвинее господствовала тогда межплеменная вражда, и случаи людоедства не были особенными исключениями. Надо отдать должное местным блюстителям порядка и законности — «кияпам» (по-туземному).