Читать онлайн «Миссия в Ташкент». Страница 71

Я попрощался со всеми своими добрыми друзьями в Ташкенте с мисс Хьюстон, так смело помогавшей мне разными способами; с Ноевым, двое детей которого находятся теперь в Англии, натурализовались и оба преуспевают; с Андреевым, у которого теперь ферма во Франции; с Петровым, работавшим в течение нескольких лет в Индии и находящимся теперь в Чили; с Павловыми, Семеновым, с Александровым, мадам Даниловой и всеми теми, кто оставался в Ташкенте.

Годом позже я получил письмо от отца Мерца — чешского военнопленного офицера, который помог мне. В письме он писал, что его сын находился в заключении на барже на Неве. В конце концов его освободили или он сбежал и вернулся в свою собственную страну.

Я сшил костюм из плотной, грубой, но ноской шерстяной ткани бесцветного вида, любимого комиссарами, такой, какой носили советские начальники, и стал носить на фуражке красную звезду с серпом и молотом — символом Красной армии.

Мы должны были сесть на поезд вечером 13 октября, но отправление поезда было отложено на день. Поезда ходили очень нерегулярно. Не было никаких железнодорожных билетов, но путешественники получали мандаты, и, как предполагалось, путешествовали по какого-то рода правительственному заданию или по специальному разрешению с какой-то полезной для страны целью. Около восьми часов вечера 14 октября Мандич, его невеста и я пришли на станцию и устроились в углу товарного вагона. Никаких пассажирских вагонов не было.

Я смог вывезти из Ташкента очень немногое, но смог захватить с собой некоторые бумаги и маленькую коробочку из-под папирос, с бабочками и семенами, собранными мною в горах, и маленькую фотокамеру.

На вокзале был беспорядок и огромная толпа, через которую мы с трудом протиснулись. Мандич, однако, умело дружески разговорился с солдатом, стоявшим в охране на входе, и сказал ему, что он старый коммунист и показал ему свой партбилет. Солдат с радостью согласился помочь, и отказался от предложенных ему ста рублей, сказав, что он не может взять деньги у такого настоящего коммуниста. «Вот если бы вы были буржуи, это было бы другое дело».

Нам сказали, что поезд тронется в десять — затем в двенадцать — затем в два. На самом деле он отправился в семь пятнадцать утра пятнадцатого октября. Наш вагон был полон, и у нас троих было лишь место, чтобы сидеть на полу. Многие путешествовали еще с большим дискомфортом и даже с некоторой опасностью на крыше. В четыре пятнадцать мы прибыли в Черняево, где Оренбургско-ташкентская линия соединяется с Транскаспийской железной дорогой — 142 версты или 90 миль за девять часов и десять минут. Здесь нам пришлось покинуть наш вагон, поскольку у него перегрелась ось. Железнодорожные служащие сказали, что через несколько дней будет другой поезд, и нам надо будет дождаться его! Это было смехотворное предложение, поскольку все поезда из Ташкента, как и наш собственный, приходили переполненными с людьми, сидящими на крышах вагонов. Мы прекрасно знали, что нет и не будет никакого места для нас в любом другом поезде. Мы должны были ехать в этом. На станции было отделение ЧК, и мы направились туда, я остался снаружи, а Мандич вошел и показал им наши документы, включая «секретный» документ, подписанный Дунковым, который подтверждал, что мы являемся сотрудниками отдела Военного контроля Генерального штаба. Мы не знали, кто еще собирался отправиться в дорогу на этом поезде, но мы были, конечно, самыми значимыми пассажирами. Это было осознано, и был послан сотрудник ЧК, чтобы проводить нас в поезд и освободить место в вагоне для нас. Я сказал ему, что мы не просто должны попасть в поезд, но и что люди из контрразведки Бухары разыскивают нас и мы должны быть очень осторожными в отношении соседей, едущих с нами в вагоне.

Мы втроем расположились в вагоне, и сотрудник ЧК указал на различных людей и спрашивал, не возражаем ли мы против их присутствия с нами в вагоне. Таким образом, мы смогли подобрать себе попутчиков. Мы получили в попутчики каких-то учителей и актеров. Одна из этих учительниц оказалась женщиной самого неприятного типа политического агитатора. Большую часть времени она говорила о чудовищности буржуев и о своем пренебрежительновызывающем отношении к любому из них в случаях вынужденного общения, добавляя, что каждая шпала железной дороги была положена на крови рабочих!

Около Черняево было много разрушенных кишлаков, это были последствия «Джизакских событий», о которых упоминалось выше.

В одном месте железная дорога проходила через скалистое ущелье, где в четырнадцатом столетии преемник Тамерлана[76] Улуг Бек[77] велел вырезать на скале надпись в память о своем проходе в этом месте. Когда русские при царе прокладывали здесь железную дорогу, они поставили памятник с табличкой, на которой было написано об их пребывании здесь. Большевики их убрали, и остались только следы от них, но надпись Улуг Бека они не тронули.

Мы прибыли в Самарканд перед рассветом утром 17 октября. Нам сказали, что поезд отправится в девять тридцать. Город был в шести верстах от железнодорожной станции.

Времени было немного, и поскольку поезда не ходили по расписанию, а отправлялись тогда, когда были готовы железнодорожники, всегда была некоторая опасность, что он мог отправиться до назначенного часа. Тем не менее я решил, что должен посмотреть Самарканд. Г-жа Мандич и я отправились в город. А сам Мандич, который бывал уже здесь несколько раз, остался присматривать за нашим нехитрым багажом, но вынужден был вынести его из поезда, на случай, если бы он отправился до нашего возвращения. Пройдя пешком некоторое расстояние, мы наняли дрожки (конный экипаж), и с них мы осматривали достопримечательности.

Всемирно известный Регистан,[78] окруженный великолепными мечетями и медресе,[79] выглядел заброшенным. Среди кучи обломков синих изразцовых плиток, выковыренных охотниками за сувенирами, растяжка из стальных тросов, удерживающая от падения один из больших минаретов[80] доказывала, что советские власти не совсем пренебрегали своей обязанностью по сохранению этих уникальных красот, построенных после того, как Тамерлан сделал этот город своей столицей в четырнадцатом столетии.

Мы посетили мавзолей Биби Ханум,[81] жены Тамерлана, где я сфотографировал госпожу Мандич, стоящей за огромной резной мраморной подставкой для Корана, на которую эта священная книга клалась во время чтения ее верующим со специального возвышения.

Нам показали Шах-и-Зинда,[82] мавзолей живого царя — мусульманского святого, похороненного в очень красивом и величественном здании с куполом и минаретом. Все гробницы были украшены лазурно-голубыми изразцами, как и сама могила Тамерлана. Форма купола была не похожа ни на одну из могил Великих Моголов Индии, и, как говорят, своим видом обязана была дыне. Внутри все напоминало подобные могилы в Дели и Агре; надгробия — в том числе и самого Тамерлана, представляли собой большие темные нефритовые плиты, размером с тела погребенных, находившимися в подземной усыпальнице под ними. Для их осмотра нам пришлось спуститься в подземелье, где нашим единственным источником света была свеча.