Читать онлайн «Миссия в Ташкент». Страница 51

При приезде в Москву он еще находился в течение двадцати четырех часов под строгим арестом на железнодорожной станции. Затем он был освобожден, но находился под неусыпным надзором чека, и ему стоило немалых усилий освободиться из-под их опеки, в то время когда он передавал сообщения от своих друзей в Ташкенте их друзьям и родственникам в Москве, не имевших о них вестей в течение восемнадцати месяцев.

Кроме его помощи мне в Ташкенте, я позже узнал, что он после приезда в Америку попросил разрешения поехать в Персию, где он надеялся связаться со мной и помочь мне выбраться за границу. Наша дружба, сформировавшаяся в очень неприятных условиях в Ташкенте, продлилась позже.

Капитан Королевской датской Артиллерии Брюн творил чудеса в очень трудных условиях для облегчения невзгод австрийских военнопленных. Он также был арестован и находился под угрозой смерти. Однажды власти попытались национализировать дом,[56] в котором он жил и над которым был вывешен датский флаг. С величайшей невозмутимостью он противостоял представителям власти, пригласив их входить со своими пулеметами и другими военными атрибутами, в то время как он делал фотографии.

Описание его жизни и работы в Ташкенте можно найти в книге Смутные времена. В ней он упоминает, что он однажды узнал меня на улице, но не посмел заговорить со мной; таким образом, моя маскировка не была столь хороша, как я надеялся. Перед войной он был представителем в 16-м Уланском полку в Кураге[57] и имел много друзей в Англии. Его коллега, господин Клеберг, швед, занимавшийся немецкими военнопленными, был расстрелян большевиками, таким образом, дипломатическая неприкосновенность капитана Брюна могла быть легко нарушена, и, проявляя твердость и храбрость в делах в интересах австрийских военнопленных, он очень рисковал.

Тредуэл вез сообщение от меня. Обстановка, даже точнее сама жизнь, были настолько непредсказуемы, что я также послал сообщение и через капитана Брюна. Могло так получиться, что сообщение Тредуэла потеряется, а сообщение, посланное через Брюна, дойдет. Приходилось все время учитывать такие обстоятельства. В этом сообщении я упоминал специально имена сэра Артура Хирцеля и мистера (теперь сэр Джона) Шакбурга. Моей целью было убедить своих респондентов, что сообщение действительно было послано от меня. Никто еще здесь не знал, что с этими двумя людьми в Индийском Офисе у меня были всесторонние деловые отношения. Этот план оказался успешным. Это сообщение достигло Индийского офиса из Стокгольма. Цель моего сообщения была понята; и моей матери было послано заверенное сообщение обо мне, так как она все это время сильно беспокоилась.

Уехали также остававшиеся члены шведской Миссии, так же как и румынский чиновник капитан Болтерно. Мисс Хьюстон тоже дали возможность уехать, но она решила остаться со своими нанимателями, семьей с тремя детьми, у которых она была гувернанткой. Принятие такого решения требовало немалого мужества.

В середине апреля мне удалось найти новую квартиру. Это давало облегчение при том дискомфорте, который я испытывал, ночуя каждую ночь в разных домах и при этом всегда не на кровати. Один из моих хозяев относился ко мне в этом вопросе наиболее по-царски. Его домовитая жена стелила мне замечательную постель на полу с мягкими матрацами и чистой простыней каждый раз, когда я приходил к ним. В других местах я довольствовался ковриками и одеялами на стульях или диване.

У одной из моих добрых помощниц была особенность. Она знала хорошо Париж и любила поговорить об этом. Разговаривая со мной, она всегда переводила названия мест на английский язык. «Улица Мира», «Райские поля» и «Место Согласия» все эти названия казались странными для моих ушей, а однажды «Жирный Печеночный Пирог» в какой-то момент меня вообще сбил с толку.

Мой новый хозяин — Яковлев, был старик, который жил со своей сестрой в подвале дома. Он был служащим в каком-то государственном ведомстве. Я испытывал угрызения совести, понимая, что не очень красиво по отношению к этим людям позволять им держать меня у себя, не сказав, кем я был на самом деле, и не дав им возможность осознать до конца риск, который они этим брали на себя. Однако в данном случае мой чрезвычайно любезный друг мадам Данилова, которая и нашла мне эту квартиру, попросила меня этого не делать. Эта сестра была большая сплетница, да и брат не на много меньше чем она, и мадам Данилова была убеждена, что лучше всего было в данном случае держать их в неведении. Было неприятно, что я должен был обманывать этих людей.

Дом Яковлевых не был идеальным местом для меня. Они до этого укрывали у себя Иванова, моего предполагаемого курьера, который был арестован, когда пытался покинуть город. В чека имелись способы получения информации от людей, которые попали к ним в руки, и они могли бы заставить Иванова или его жену сказать, где они проживали. Это могло бы повлечь за собой арест Яковлева, а также и меня, если я был бы здесь обнаружен. Однако приходилось идти на риски такого рода.

Для этих двух Яковлевых я был присоединившимся к Осипову в январе румынско-австрийским военнопленным, за которым охотились большевики. Они все время приносили мне интересные новости и слухи о событиях в Румынии, которыми, по их мнению, я должен был интересоваться. В начале наиболее затруднительными для меня были их вопросы ко мне, касающиеся Румынии. Если у нас на столе была дыня, меня спрашивали, растут ли такие дыни в Румынии. Если у нас на обед была рыба, меня спрашивали о рыбе в Румынии. В конце концов, я стал получать удовольствие, изобретая подробные ответы на вопросы такого рода, зная очень хорошо, что сказанное мною, будет скоро забыто, и, если я скажу на следующий день прямо противоположное, этого никто и не заметит. Например есть два вида рыбы, которую едят в Румынии, одна очень хорошая, но дорогая, другая очень соленая и противная и на самом деле не столь съедобная, как довольно неприятная соленая рыба, которую мы получаем в Туркестане из Аральского моря! Дыни в Румынии намного меньше, чем дыни в Туркестане и не столь хороши, а стоят намного дороже. Мне таким образом приходилось обсуждать с ними хлеб, мясо, различные виды фруктов, и т. д., и это меня здорово веселило.

После моего отъезда Яковлевы, надо полагать, узнали, кто был их квартирант на самом деле, и, должно быть, были удивлены бойкости, с которой он рассказывал им о деталях жизни в Румынии, и я надеюсь, что они простят мне все мои обманы, особенно в наших с ними разговорах о местонахождении полковника Бейли! Вамбери,[58] посещавший скрытно в 1863 году Среднюю Азию, испытывал те же самые трудности и описывает свои сожаления по поводу необходимости обманывать людей, ставших его близкими друзьями.