Читать онлайн «Моя профессия». Страница 124

Фактически же в кукольных театрах этот двуступенчатый прием применяется сравнительно редко. Как правило, кукольные театры играют не внеизобразительными предметами, а предметами, по форме своей уже изображающими будущих персонажей спектакля.

Сейчас маленькие детские картонные театры не так уж часто встречаются, а в конце девятнадцатого и самом начале двадцатого века они продавались в каждом игрушечном, а иногда и писчебумажном магазине.

Я хорошо помню эти большие листы глянцевого картона, на которых и прямо, и вверх ногами, и наискосок были напечатаны красивые куски будущего театра: портал, занавес, совсем как настоящий, с бархатными красными складками, задники с горами, деревьями, замками, фонтанами, падуги с листьями, облаками или балками потолка, кулисы с деревьями или частями зданий, распластанные столы, колодцы, троны, и между всем этим, во всех промежутках, фигурки будущих действующих лиц: короли, королевы, принцы, рыцари, всадники, ведьмы, феи с волшебными палочками. По многим картинкам шли точечки (папа сказал, что это называется пунктир). Картинки декораций надо было аккуратно вырезать, а по пунктирам осторожно провести тыльной стороной ножа, чтобы точнее согнуть. Загибы намазать синдетиконом (так назывался клей) и склеить, чтобы получилась коробка сцены, а распластанные троны, стулья или колодцы стали настоящими маленькими тронами, стульями и колодцами и могли бы стоять на полу сцены. Фигурки тоже надо было вырезать, и они должны были уметь стоять. Каждая фигурка кончалась загибом, который нужно было по пунктиру согнуть, превратив в аккуратную площадочку. Тогда фигурки можно ставить куда угодно и они не упадут.

Уже само «строительство» театра было наслаждением, и я уверен, что много бывших мальчиков и девочек моего поколения во многих странах мира вспоминают эти счастливые вечера своего детства. Семейную керосиновую или спиртовую лампу, освещавшую блестящие ножницы, мамины или папины руки, старательно вырезающие разноцветные картинки, желтый тюбик синдетикона, заткнутый булавкой, чтобы не засохла дырочка. Но ведь это только начало, только жадная мечта о будущем театре. О спектакле, который в нем произойдет.

Спектакль этот состоял из цепочки последовательных немых сцен. За закрытым занавесом устанавливались декорации и расставлялись в определенной мизансцене действующие лица. Затем занавес-картонка открывался, и зрители – обычно это были члены семьи и гости (в основном дети) – радостно и бурно обсуждали увиденное, тем более что показывающий, опять-таки чаще всего мама или папа, объяснял, что происходит в этой картине. Потом занавес опускался, закрывая сцену, и зрители терпеливо ждали, когда показывающий расставит все, что надо для следующей картины, и откроет занавес. Тогда опять произойдет всплеск радости, удивления и волнения, так как сюжет продолжает развиваться.

Картонная фигурка сама не действовала, а только видом своим и позой обозначала действие. Позой плача, позой угрозы, позой танца. В этом смысле функция таких кукол была похожа на функцию оловянных солдатиков, которыми так любят играть мальчики. Солдатики эти тоже не действуют, а только позой выражают действие.

Иногда в настольном картонном театрике плоские фигурки все-таки пытались двигаться. Согнутой «пяткой»

они были приклеены к картонной же полоске, лежавшей на полу сцены и уходившей своими концами за кулисы. Демонстратор, стоявший сбоку, мог двигать эту полоску, и тогда фигурка выходила из-за кулисы, пересекала сцену и уходила в противоположную кулису. Могла, конечно, и оставаться посреди сцены. Это уже зависело от сюжета.

Думаю, что детский картонный театр возник под влиянием двух прямо противоположных видов зрелищных искусств. Внешне он имитировал спектакли профессионального театра – драму, балет, оперу (отсюда и занавес, и задники, и кулисы, и падуги), – а устройством своим был обязан маленьким перевозным (на санях) или переносным народным театрикам, которые на Украине назывались вертепами, в Белоруссии – батлейками, в Польше – шопками, в Бельгии – бетлеемами. Такой театрик, обычно простой и бедный, реже – богато разукрашенный, был двух, реже трехъярусным. Ярусы, похожие на балкончики, представляли собой как бы сцену над сценой. На этих ярусах на святки разыгрывались представления, посвященные рождеству Христову. В верхнем ярусе помещался рай и место рождения Христа. В нижнем действовали черти или разыгрывались бытовые, вполне светские сатирические сценки. Персонажи вертепа, батлейки, шопки, бетлеема, в отличие от картонного театра, были не плоскими, а объемными, вырезанными из дерева с той или иной степенью тщательности и мастерства. Передвигались они палочками снизу, по прорезям в полу каждого яруса.

Если идти дальше по пути некоторого усложнения метода кукловождения и биомеханического устройства кукол, то, вероятно, следующими за вертепными будут «куклы на потыках». Это польский термин. Не знаю, поляки ли являются их изобретателями, или такие куклы бывали в кукольных представлениях и других народов. Во всяком случае, их родство с вертепными куклами для меня несомненно.

Кукла на потыках – это деревянная фигурка на палочке. Руки и ноги фигурки мотаются как хотят, если трясти палочку. Показывается кукла из-за ширмы, за которой находится актер, ведущий куклу. Естественно, что кукла может не только трястись и дергаться, но и перемещаться вдоль ширмы, быстро бегать или степенно идти, вертеться вокруг себя и, следовательно, танцевать вальс, польку или кадриль. Если это лошадь, то палочка воткнута прямо в живот, и лошадь, трясясь, смешно мотает ногами, бежит трусцой или несется вскачь.

Если контрапункт движения куклы, голоса актера и музыки по-настоящему выверен, может получиться очень органичный по характеру своей условности спектакль. И я такой спектакль видел. Его играл польский театр «Бай». Я восхищался ясностью, веселостью, простотой и талантливостью этого спектакля именно потому, что сами куклы не претендовали ни на что большее, чем обозначение движения.

Но как только вы поручите куклам на потыках расширенные по своему характеру роли, так их очаровательная примитивность становится бессмысленной. И я такой спектакль тоже видел. Это была опера. И буквально все в этом спектакле – и симфоническая музыка, и человеческое пение арий, дуэтов и хоров – дискредитировало кукол, делая их не условными, а просто беспомощными. А сами куклы в свою очередь дискредитировали музыку и пение, делая и то и другое громоздким, перенасыщенным, сентиментальным и, как это ни странно, натуралистическим.