Читать онлайн «Моя шокирующая жизнь». Страница 18

Ходить на лекции, мямлить что-то перед манекеном с мелом или булавками в руках – это не принесет ничего хорошего. Такой вид обучения способен убить талант, порождает ничтожества и полезен лишь для тех, кто согласен выпускать массовую продукцию.

Скиап решительно ничего не понимала в шитье – незнание полное, – именно поэтому она обладала смелостью абсолютной и слепой. Ничем не рисковала: ни капитала, ни хозяина, ни перед кем не надо отчитываться – свобода! Впоследствии постепенно освоила несколько принципов, как одеваться, которые нашла сама, и навеяны они были, без сомнения, атмосферой красоты, впитанной в детстве. Почувствовала, что платья должны быть «архитектурными», что никогда не следует забывать о теле и необходимо считать его как бы арматурой конструкции. Фантазия в линиях и деталях, эффект асимметрии – все и всегда должно иметь тесную связь с арматурой.

Чем бережнее вы относитесь к телу, тем больше жизненности у наряда.

Гленна Коллетт, первая американская чемпионка по игре в гольф, в джемпере от Скиапарелли, 1929

Добавьте подплечики и банты, понизьте или повысьте линии, измените изгибы и округлости, подчеркните то или это, только не нарушайте гармонии. Более чем кто-либо другой (за исключением китайцев) греки уловили этот закон и придавали своим богиням, даже сильным, безмятежность совершенства и необыкновенную видимость легкости.

У меня в мансарде становилось все больше народа, а рисунки становились все более смелыми.

Плечи выше!

Верните бюст на его нормальное место!

Положите подплечики на плечи!

Уберите это некрасивое вздутие!

Сделайте талию на ее законном месте.

Удлините наряды!

Скиап украсила свитера африканскими рисунками собственного изобретения, например рисунками из Конго. На одном из свитеров – татуировки моряка со змеями и пронзенными сердцами, на платьях из джерси – рисунки скелета, которые шокировали буржуа, но привлекли внимание журналов, тогда еще мало озабоченных модой. Белые полосы повторяли рисунок ребер, и женщины, носившие эти платья, казались просвеченными рентгеновскими лучами. Рисовала рыб на купальных костюмах, и они трепетали на животе. Под впечатлением подвига Линдберга[35], пересекшего Атлантический океан, многие увлеклись авиацией, и Скиап придумала одежду для авиаторов, спортивные костюмы, одежду для гольфа, наконец, свое первое вечернее платье.

Это был первый вечерний наряд, в который входил жакет, тем самым Скиап совершила революцию в мире моды: простое, узкое, прямое, до пола платье из черного крепдешина, жакет из белого крепдешина с длинными полами, которые перекрещивались на спине, но завязывались спереди. Все предельно строго, к чему я и стремилась. Платье оказалось самым большим успехом в моей карьере, его воспроизвели повсюду, во всем мире. Я придумала еще одно платье в том же духе, только полы не перекрещивались, а просто завязывались узлом, а на конце отделаны петушиными перьями.

Затем стала делать все из твида, твида, твида… Одна очень красивая молодая женщина, обладавшая энергичным характером, попросила меня дать ей работу.

– Что вы умеете делать? – спросила я ее.

– Ничего, – ответила она.

– Я не могу позволить себе нанять кого бы то ни было из-за «ничего». Сожалею.

И я правда сожалела, потому что она идеально подходила к моим платьям.

– Очень жаль! – добавила я.

Она все время приходила ко мне, почти каждый месяц, и ее энтузиазм меня разжалобил. В конце концов я сдалась: «Ну ладно, вы выиграли!»

Не знаю, пожалела ли она когда-нибудь, но эта женщина все время рядом со мной, как символ высшей, нерушимой преданности; она – наш амулет. Американка Беттина Джонс.

Маленькая итальянская девочка на побегушках Лоретта, которая стала ныне главной портнихой, и мрачная, страстная молодая француженка, начинавшая вместе со мной, – все мы были неразлучны.

Мы были счастливы работать на улице Мира, дом 4; но я не в силах описать, какие ночи я там проводила. Крысы и мыши, которых я боюсь до ужаса, всю ночь плясали вокруг моей кровати дьявольскую сарабанду[36]. Но и кошки внушают мне глубокое отвращение, доходящее до кошмара. Тогда я завела маленького фокстерьера в надежде, что он истребит крыс, но оказалось, что он больше меня всего этого боится, и малейший звук, исходящий от мыши, заставлял его взбираться ко мне на постель. Как только наступало утро, мы вместе с моим отважным псом вставали и отправлялись в ближайший отель, чтобы выспаться.

Примерно в этот же период Амелия Эрхарт[37] повторила невероятный подвиг Линдберга. Не всем известно, каким исключительным человеком она была, часто приходила ко мне, и мы стали большими друзьями. Помимо храбрости и своего редкого дара, она обладала своеобразной красотой и крайней скромностью. Когда я отправилась в Америку нанести ей визит – между двумя приключениями она мирно жила в маленьком коттедже, где мы с ней и ее мужем долго обсуждали ближайший перелет. Я уже решила лететь вместе с ней, но меня удержали дела. Она отправилась одна навстречу своей судьбе и сгинула в неизвестности, не оставив следов.

И тут произошло неожиданное событие: из Италии ко мне в Париж приехала старая подруга, почти сестра – Габ де Робилан. У нее имелись кое-какие деньги, и мы решили вместе снять квартиру. Вначале мы нашли две плохие комнаты на улице Понтье, но потом обнаружили очень приятную квартиру на бульваре Сен-Жермен: она прекрасно нам подошла, потому что была разделена на две. Мы общались по телефону и никогда не заходили в комнаты друг друга, не предупредив заранее, таким образом, одновременно не чувствовали себя одинокими и сохранили дружбу.

Теперь у меня был свой интерьер, который я могу оформлять по своему вкусу: спальня, гостиная, маленькая приемная и уголок для еды.

Жан-Мишель Франк сделал мне огромный диван из оранжевой кожи и два низких кресла из зеленой. Стены белые, занавеси, как и обивка сидений, из белой прорезиненной ткани, блестящей и жесткой. Столы, как для игры в бридж, черные со стеклянной столешницей. Кресла-диваны у стены обтянуты зеленым каучуком. В общем, не то чтобы нечто чрезвычайное, но необычное и новое, что придавало шарм.

И тогда я устроила первый обед. Пришла мадам Шанель и при виде модернистской меблировки и черных тарелок вздрогнула, как будто ступала по кладбищу. Тем не менее обед прошел хорошо. Я наняла пару слуг: мужчина был русским, женщина – француженкой; и оба прослужили мне двадцать лет.

В этот весенний вечер стояла жара, и белая каучуковая обивка кресел отпечаталась на платьях женщин и брюках мужчин. Долго никто ничего не замечал, но в конце обеда, когда гости поднялись из-за стола, они напоминали странные карикатуры на моих свитерах.