Читать онлайн «Тайная история Владимира Набокова». Страница 63

Сталина Набоков раскусил, а вот разоблачать шпионов у него пока получалось хуже. Мало того что Слоним не продавался никаким разведкам, – он был антисоветчиком и оказался просто-напросто жертвой слухов. Марк работал в Колледже Сары Лоуренс, где четверть преподавателей попала под подозрение из-за яростных нападок «Американского легиона». Руководству колледжа выкручивали руки, требуя уволить сотрудников, в которых гонители усмотрели потенциальных коммунистов. Осада университетов продолжалась несколько лет, пока наконец на Капитолийском холме не прошли слушания Комитета Дженнера. В числе прочих показания давал и Марк Слоним. Сара Лоуренс не поддалась общественному давлению и отказалась его увольнять.

Набоков полагал, что знает зарплату Слонима, притом что не мог решить собственных финансовых проблем. После войны его антисоветская позиция перестала быть препятствием к трудоустройству; тем не менее он писал Уилсону об «очень скверном настроении», в которое его повергло предложение Уэлсли платить ему 3000 долларов в год за десять часов в неделю. (В пересчете на месяц это получалось меньше мнимой советской зарплаты Слонима.)

Набоков правил бал в эмигрантской литературе, написал десяток романов, две повести и целую россыпь пьес, стихотворений и критических работ, отдал годы труда высшим учебным заведениями мирового класса и публиковался в лучших журналах Америки. Но несмотря на все это, в свои почти пятьдесят он по-прежнему перебивался с одного годового контракта на другой – и даже не сумел стать голливудским сценаристом. Однако проблеме суждено было скоро решиться. Корнелльскому университету понадобился преподаватель русской литературы, и глава кадрового комитета Моррис Бишоп обратился к Набокову.

Набоков рассчитывал на подобное письмо – чтобы надавить на Уэлсли и добиться солидного контракта. Но в Уэлсли отказались делать контрпредложение. На восьмом году своей американской одиссеи Набоков оставил бесчисленные подработки ради постоянной должности – первой в его жизни, если не считать трех-четырех ежедневных часов банкирского опыта, полученного в Берлине двадцать шесть лет назад.

Корнелльский университет, как и колледж Сары Лоуренс, остро критиковали за якобы просоветские взгляды профессуры. Еще до окончания войны, когда США и СССР были союзниками, в нью-йоркской газете World-Telegraph появилась статья под заголовком «Корнелл стал большевистским». Преподавателей, которые положительно отзывались о постреволюционной России – что в разгар войны всячески приветствовалось, – вскоре начали вызывать на ковер. Попечители университета, Католическое информационное объединение и даже журнал Collier поименно перечисляли корнелльских красных и их пособников, раскалывая коллектив на тех, кто видел себя защитником интеллектуальной свободы, и тех, кто считал, что борется с коммунистической заразой.

Антикоммунистические страсти разгорались по всему политическому спектру: от леворадикалов, которым казалось, что революцию предали, до ксенофобов-маргиналов, опасавшихся всего вообще – от вторжения ООН до массовой вакцинации. Но фронтменом антикоммунистического движения в Америке стал сенатор Джозеф Маккарти с его сенсационными заявлениями о шпионах в американском правительстве. Маккарти искоренял коммунистическое влияние везде, где только оно ему чудилось.

Среди прочего под горячую руку сенатора попала книга Эдмунда Уилсона «Воспоминания об округе Геката», получившая ярлык «прокоммунистической порнографии». Маккарти был не первым, кто усмотрел в книге политическую угрозу. В 1947 году пикантные выдержки из произведения прозвучали на слушаниях, на которых один конгрессмен распекал библиотекарей Госдепа за то, что «Воспоминания об округе Геката» выбрали для популяризации американской культуры за границей. Но до этого полиция Нью-Йорка откликнулась на жалобу местной организации по борьбе с безнравственностью и конфисковала весь манхэттенский тираж. А в 1948 году «Воспоминания об округе Геката» официально признали непристойными в Верховном суде штата Нью-Йорк и запретили продавать в Бостоне и Лос-Анджелесе.

Несмотря на явные перегибы – травлю и увольнения интеллектуалов, черные списки и нападки на Уилсона, Набоков не спешил критиковать Маккарти. Вера, когда поднимался этот вопрос, тоже не уступала оппонентам сенатора: признавала его радикалом, но отказывалась критиковать. За пять десятков лет, проведенных в странах, прямо или косвенно пострадавших от коммунизма, – странах с гораздо более прочным историческим фундаментом, чем у США, – Набоковы усвоили: большевистской агентуре ничего не стоит обработать сердца и умы доверчивых американцев. В то время как ФБР требовало, чтобы его оперативные отделы отчитывались о наличии коммунистических агентов в крупных американских университетах и колледжах, Владимир и Вера не только не заикались об академической свободе, но даже водили дружбу с представителем бюро в Итаке.

Вера отличалась особой бдительностью. Она даже отправила в редакцию Cornell Daily Sun гневное письмо с обличениями члена совета Института тихоокеанских отношений Оуэна Латтимора, которого Маккарти называл главным агентом СССР в Америке. В конечном итоге Латтимора затравили так, что Госдеп отказался от его консультаций. Бывшему советнику предъявили обвинения в лжесвидетельстве, впоследствии, впрочем, опровергнутые.

Хотя называть Латтимора советским агентом не было оснований, нетрудно догадаться, что привело Веру в такую ярость. Во время войны Латтимор занимался Китаем, но помимо этого в 1944 году сопровождал вице-президента США в поездке по трудовым лагерям Колымы, где оба американца восхищались передовыми проектами «Дальстроя» по разработке полезных ископаемых в Сибири. Колымские лагеря были одними из самых страшных в ряду сотен других объектов ГУЛАГа, протянувшихся по всей территории Союза, а руководство «Дальстроя» являло собой не что иное, как подразделение НКВД.

Описывая путешествие Латтимора в книге «Беспокойный призрак» (Unquiеt Ghost), Адам Хохшильд отмечает, что лагерные вышки временно демонтировали, а заключенных три дня держали в бараках, чтобы гости их не увидели: «Советы не жалели сил, чтобы у группы Уоллеса создалось впечатление, будто их водят по чудесному русскому Клондайку, полному счастливых золотоискателей, – и успех превзошел все ожидания».

Через несколько лет после поездки Латтимора на английском начали выходить книги бывших заключенных, в которых подробно описывались жуткие условия Колымы – голод, пытки, изнасилования и убийственно тяжелая работа. Узники лагеря, наблюдавшие визит американцев, не понимали, как можно быть настолько легковерными.