Читать онлайн «МИД. Министры иностранных дел. Внешняя политика России: от Ленина и Троцкого – до Путина и Медведева». Страница 20

Отец будущего наркома Василий Чичерин был профессиональным дипломатом, служил секретарем русской миссии в Пьемонте. В 1859 году он женился на баронессе Жоржине Егоровне Мейендорф. Свадьба прошла на российском военном корабле в генуэзской гавани — там, где через много лет взойдет дипломатическая звезда их сына.

Чичерин-старший был очень своеобразным человеком. Ему рано опротивели и дипломатическая служба, и светская жизнь. Разочарование в жизни привело его к евангельским христианам — протестантской секте, близкой баптистам. В России ее сторонников именовали редстокистами (по имени создателя, британского лорда Редстока, который в 1874 году приезжал в Петербург читать проповеди), потом пашковцами. Отставной полковник В.А. Пашков проникся идеями лорда Редстока и основал Общество поощрения духовно-нравственного чтения. Пашковцы не одобряли существование духовной иерархии, таинства, иконы, вообще обрядовую сторону религии. По повелению императора Александра III Пашкова выслали из России. Он жил в Англии, умер в 1902 году, но и после его смерти число сторонников секты продолжало расти и в годы первой русской революции достигло двенадцати тысяч человек. Они именовали себя «новыми евангелистами».

Василий Николаевич Чичерин официально не порывал с православием, но находился под сильным влиянием идей лорда Редстока. Дипломатическая карьера Чичерина-старшего закончилась, когда душевнобольной двоюродный брат его жены Жоржины Егоровны барон Рудольф Мейендорф жестоко оскорбил его. За этим должна была последовать дуэль, но по религиозным соображениям Василий Чичерин отказался брать в руки оружие. По неписаным правилам того времени ему пришлось немедленно подать в отставку. Он оставил службу и вернулся в свое имение Караул в Тамбов. Там стал сильно переживать историю с несостоявшейся дуэлью и отставкой. Ему казалось, что из-за отказа драться окружающие считают его трусом. Чтобы доказать свое мужество, он с миссией Красного Креста добровольно отправился на Балканскую войну. Не жалея жизни, он вытаскивал раненых из боя. Поездка оказалась для него роковой — он заболел туберкулезом, и болезнь быстро прогрессировала. Вернувшись домой совершенно больным, он через четыре года скончался.

Болезнь и смерть отца наложили мрачный отпечаток на детство Георгия Васильевича. По словам самого Георгия Васильевича, он рос одиноким ребенком в экзальтированной атмосфере, отрезанной от реальности. Часто, стоя у окна, он с завистью наблюдал за тем, как по улице шли гимназисты. Он жаждал общения. Но замкнутый образ жизни Чичериных ограничивал общение мальчика со сверстниками. Совместные молитвы, пение религиозных гимнов, чтение вслух Библии составляли главное содержание семейной жизни. Лишенный сверстников, он рано приохотился к чтению серьезной литературы, в том числе исторической. Кто тогда мог подумать, что со временем это ему так пригодится…

После смерти отца опекуном Георгия Чичерина стал дядя Борис Николаевич. Будущий нарком ценил интеллектуальную атмосферу дядиного дома: «И дядя и тетя — необыкновенные люди по уму и по развитию, так что здесь в высшей степени интеллектуальная атмосфера, и пребывание здесь дает мне очень многое».

Мать научила Георгия ценить искусство и воспитала в нем романтическое восприятие несчастных. Он идеализировал крестьянскую жизнь. Бедность семьи воспитала в нем чувство обиды. Он сам чувствовал себя униженным и оскорбленным. В нем появилась склонность к самобичеванию и самоуничижению. На это еще наложились природная застенчивость и замкнутость. Он рос в уверенности, что жизнь не удалась. В школе ему было очень трудно — он не умел ладить с товарищами. Трудный характер, привычка к замкнутости останутся у него на всю жизнь. Друзей у него практически не было, если не считать Михаила Кузмина. Они познакомились после того, как в 1886 году Чичерины переехали в Петербург и Георгий стал учиться в 8-й мужской гимназии. Там они и познакомились с Кузминым. Оба до крайности ранимые, они оказались родственными душами, к тому же их сблизила любовь к музыке и поэзии.

Михаил Кузмин записывал в дневнике: «В пятый класс к нам поступил Чичерин, вскоре со мной подружившийся и семья которого имела на меня огромное влияние. Я радовался, отдыхая в большой, «как следует», барской семье… Мы сошлись в обожании музыки, вместе бегали на «Беляевские концерты» («Русские симфонические концерты» устраивались в Петербурге для знакомства с русскими композиторами), изучали Моцарта, ходили на галерею в театр. Я начал писать музыку, и мы разыгрывали перед семейными наши композиции…»

Будущего наркома потрясла музыка Рихарда Вагнера, особенно его «Валькирия», которую он воспринял как трагедию бунтовщиков, достойных восхищения. Чичерин сам сочинял музыку на религиозные темы. Постепенно его музыкальные вкусы изменились — он полюбил Моцарта, которым восхищался до конца своих дней. Восхищение Моцартом разделял и Кузмин, великолепно его исполнял. Чичерин оставил единственную в отечественном музыковедении крупную монографию о Моцарте, опубликованную через много лет после его смерти. «У меня были революция и Моцарт», — писал Чичерин старшему брату Николаю Васильевичу, который сам сочинял музыку. В другом письме Георгий Васильевич повторил эту мысль: «Для меня Моцарт был лучшим другом и товарищем всей жизни, я прожил ее с ним…»

Образование он получил превосходное — на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Истории учился у самого Василия Осиповича Ключевского, академика, автора «Курса русской истории». Университет Чичерин закончил в состоянии полного душевного упадка, меланхолически замечал сам Георгий Васильевич. Его психологическое состояние усугубилось болезненностью — здоровым человеком он никогда не был. Постоянно простужался, ездил в Германию лечиться.

В юности он был человеком свободомыслящим, в письме дяде 5 ноября 1899 года возмущался: «Во всех странах открыты просторы естественной силе общества, только у нас они заменены предписаниями начальства… Тем более что теперь воцарился Сипягин, из отборнейшего круга «ах — православие», «ах — самодержавие», и все остальное — революция».

По его собственным словам, он испытывал ненависть к жизни, увлекался мистикой. Главные проблемы Чичерина начались, когда он обнаружил, что не похож на других юношей. То же самое переживал и Кузмин, который признавался Чичерину: «Моя душа вся вытоптана, как огород лошадьми».

Летом юноши отдыхали в имении Бориса Николаевича Чичерина. Оба придумывали себе влюбленности в девочек, но натура влекла их к мужчинам. Чичерин на эти темы не высказывался. Кузмин в какой-то момент дал волю своим чувствам, и его признания позволяют понять, что переживал будущий наркоминдел. Михаил Кузмин жил в тяжком разладе с самим собой, вся его юность прошла в неприятии своего гомосексуализма. Жизнь была для него мукой, сплошным разочарованием, он хотел пойти в монахи.