Читать онлайн «Страсти ума, или Жизнь Фрейда». Страница 146

Затем он вспомнил, что у Эммы была подруга, также вдова, которую он, Зигмунд, по–видимому, лечил от некоторых симптомов истерии. Однажды, когда Зигмунд вошел в ее квартиру, он увидел, как Брейер осматривал у окна ее горло, опасаясь, что у нее есть признаки дифтерита.

«Что же такое произошло? – спрашивал он сам себя. – Я подменил во сне Эмму ее подружкой? Затем мне показалось, что Эмма была бледной и опухшей. Но у Эммы всегда свежий вид. А Марта бледна и опухла. Каким же образом я совместил Эмму, ее подругу и Марту? Почему?»

Продолжая свободное развитие ассоциаций, его ум обратился к Оскару Рие, который играл роль злодея, в то время как Эмма – героини пьесы. Зигмунд видел, что в своем сне он предъявил Оскару два серьезных обвинения: в бездумном применении химического препарата и в использовании нестерилизованного шприца. Поскольку он, Зигмунд, делал инъекции морфия своей восьмидесятидвухлетней пациентке, не внося инфекции, он полагал, что гордится своей собственной работой и в то же время принижает Оскара. В силу какой–то таинственной связи он мысленно считал Оскара Рие виновным в том, что Эмма все еще страдает от различных болей. Эмма больна, потому что Оскар сделал ей прививку! «Поэтому, если Оскар Рие виноват, я вовсе не виновен! Я вновь оправдан».

Включение в сновидение лекарств – пропила, проприоновой кислоты… триметиламина – напоминало о сивушном масле, которым пахла бутылка плохого ликера, принесенная Оскаром в подарок Марте ко дню рождения, и было еще одним упреком в адрес Оскара.

Его мысль обратилась к Йозефу Брейеру. Их совместная книга была издана Дойтике, но откликов на нее еще не последовало. В сновидении Зигмунд просил Йозефа взглянуть на горло Эммы и на хрящи ее носа. Йозеф подтвердил диагноз, но почему он выглядел таким бледным, прихрамывал и полностью сбрил бороду? И почему после осмотра Йозеф сказал: «Там несомненно воспаление, но это не имеет значения; дизентерия возьмет верх, и токсины будут устранены». Фраза была бессмысленной: ни один грамотный врач не поверит в то, что патологические продукты могут быть удалены через пищеварительный тракт.

«Здесь, в моем сне, – думал он, – опять я воображаю себя лучшим диагностом, чем Йозеф Брейер».

Он писал раскованно, мысли изливались свободно. В них были заключения по пациентам, которых лечили в прошлом он, Оскар Рие, Йозеф Брейер и Флис; содержалось и немало упреков в собственный адрес, таких, как выдача женщине не подходящего для нее лекарства, недогляд в отношении пристрастия Флейшля к кокаину. Он выдвигал соображения об ассоциациях, затем отходил от них, как с подменой Эммы сначала ее вдовой–подругой, а затем Мартой Фрейд. Ведь Эмма говорила о болях в низу живота, хотя на деле боли были у беременной Марты; вспомнил он о шприце и инъекции, что символизировало, на его взгляд, половой акт. Он припомнил, что ни он, ни Марта не желали нового ребенка. Поэтому «грязный шприц» стал символом обильной или оплодотворяющей инъекции, приведшей к трудной беременности Марты.

В этот полдень он долго гулял по лесу, спрашивая себя: «Как я свяжу все эти вроде бы не относящиеся друг к другу неупорядоченные мотивы? Что является в них общим? Что я пытался сказать сновидением? Я еще не знаю, видящий сон выступает как драматург или же как актер, произносящий написанные для него строки». Но он был внутренне убежден, что сновидение обслуживало самого себя. Он думал: «Его основное содержание – это выполнение желания, и его мотив есть желание».

На него обрушились воспоминания о прежних сновидениях, а также обрывки воспоминаний о сновидениях его родителей. Вдруг он остановился. Тело его напряглось. Он почувствовал, что покрывается гусиной кожей, и выкрикнул в купу деревьев:

– Вот в чем цель сновидений! Высвободить из подсознания то, что действительно нужно человеку. Не маски, не личины, не запрятанные чувства или несостоявшиеся желания, а именно то, что скрыто где–то в коре головного мозга как желание, чтобы это случилось или должно случиться! Какой удивительный механизм! Какое удивительное свершение! Но почему мы не догадывались об этом во все прошедшие века? Как могли думать люди, включая и меня, что сновидения – это что–то от безумия? Что сны лишены формы, бесцельны, неподвластны никаким силам неба или ада? Их можно было бы исследовать на организованной основе и узнать многое о характере человека.

В сновидениях, как он заметил, ничто не забывается, сколь бы отдаленным это ни было; изобретательность сновидения, его умение приобретать измененные формы – любимое занятие воображения. И если, как он начал подозревать, сновидения – распахнутое окно в подсознание, позволяющее видеть истинные желания пациента, то тогда у него появился еще один путь к осознанию того, что делает пациентов умственно, нервно, эмоционально больными, тогда он может рассмотреть болезнь под микроскопом. Что лучше желаний человека раскрывает, что ему нужно, кем он хотел бы быть и чего достичь? И рефлекторно те же самые желания показывают, к каким изменениям, переменам, улучшениям, исправлениям стремится человек. В своих сновидениях он как бы редактирует и переписывает рукопись своей прошлой жизни!

Зигмунд повернул назад и, возбужденный, зашагал домой по тропинке. Это было одно из его величайших открытий. Последствия поражали.

Книга «Об истерии» была принята плохо. Один из наиболее известных германских неврологов, Штрюмпель, выступил со снисходительным, а по сути отрицательным обзором. После этого никто не осмеливался дать отзыв о книге в медицинских журналах на немецком языке.

Зигмунд жаловался Марте:

– Все, что говорит Штрюмпель, возможно, и верно, но это не относится к нашей книге. Он выдумал какую–то глупость, а затем блестяще развенчал ее.

В Вене никто не говорил о книге даже в критическом тоне, ни один из друзей не упоминал о ней. Однако Зигмунд предполагал, что книгу читают, ибо, как сообщил Дойтике, несколько сот экземпляров из напечатанных восьмисот уже продано. Это было больше, чем число книг «Об афазии», проданных за два года.

Последующие недели принесли мало утешения. Глава университетской психиатрической клиники в Цюрихе доктор Эуген Блейлер, который дал благоприятный отзыв о книге «Об афазии» и с которым Зигмунд обменивался письмами, высказал в мюнхенском медицинском журнале свою оценку; позволив некоторые придирки к тексту, он тем не менее заявил, что «содержание книги открывает новый подход к механизму рассудка и вносит важный вклад за последние годы в область нормальной и патологической психологии». Пришло послание из Англии от доктора Митчелла Кларка, прочитавшего книгу и собиравшегося написать критические заметки в журнал «Брейн».