Читать онлайн «Тайна гибели Лермонтова. Все версии». Страница 11

Выше Ермоловских, на плоской вершине Горы Горячей, еще сохранялись старейшие на курорте Александровские ванны. Они состояли из трех ветхих зданий. Первое было построено частью из дубовых, частью из сосновых бревен, покрыто тесом и имело с северной и западной стороны узкую крытую галерею, где «ни от солнца, ни от дождя укрыться не возможно». Здесь имелись три ванны: две для мужчин и одна – для дам. Посетители подъезжали к Ермоловским ваннам и отсюда уже поднимались к Александровским по высеченной в горе лестнице – по ней и сегодня поднимаются желающие побывать у скульптуры Орла. При Александровских купальнях находились и отдельные ванны для простого парода и солдат, которым, по правилам того времени, было категорически воспрещено пользоваться ваннами, предназначенными для «благородных особ».

Далее вспомним упомянутую Лермонтовым Елизаветинскую купальню у кислосерного колодца – «домик с красной кровлею над ванной, а подальше галерея, где гуляют во время дождя». Теперь на этом месте стоит построенная Уптоном белокаменная Елизаветинская галерея, получившая в 1925 году название «Академическая». От нее мы двинемся выше, к восточному окончанию Горы Горячей, где тоже имелись свои источники, получившие названия «Сабанеевский» и «Варвациевский» – в память о тех, кто первыми стали лечиться их водами. У обоих источников были построены простейшие ванные здания.

Сабанеевские ванны начинали свою историю с калмыцкой кибитки, поставленной в 1825 году для героя Отечественной войны генерала И. В. Сабанеева, которую, закончив лечение, он подарил курорту. Позже на этом месте выстроили деревянное здание с четырьмя ваннами, снаружи обитое досками, внутри – сукном, с крышей, обтянутой парусиною. С северной стороны тянулась галерея, где больные, «не избавляясь от дождя, легко пробивающего холстинную крышу, могут ожидать очереди для купания».

Варвациевские ванны помещались в деревянном, крытом железом домике, украшенном галереей с колоннами. Домик этот – тоже подарок курорту, от астраханского купца И. А. Варвация, для которого он был поставлен в 1812 году. Обе эти маленькие, плохо приспособленные купальни, тем не менее, нередко принимали большинство лечившихся – когда основные источники Горы Горячей иссякали, что случалось и в 1841 году. Именно в Сабанеевские и Варвациевские ванны приобретали тем летом билеты и Лермонтов, и его приятели. Где продавались такие билеты? Точных сведений на этот счет не имеется, но можно предположить, что касса находилась либо в Общественном доме, где дирекция Вод имела свои помещения, либо в Николаевских ваннах.

Вид Пятигорска от Елизаветинского источника

Рисунок XIX века

Пользование ваннами строго регламентировалось. Специальными правилами больным предписывалось «При употреблении ванн наблюдать правила Устава благочиния, статьи 220-й, для чего в некоторых ваннах и назначено время, когда могут оными пользоваться дамы и когда – мужчины. Время сие определено особенными объявлениями, прибитыми на стенах при ваннах, почему и приглашаются гг. посетители обоего пола не нарушать порядка, установленного единственно для личного их спокойствия. При сем повторяется просьба не оставаться в ваннах, а паче того для отдохновения, более времени, определенного местными медиками». Время, отводимое на каждую ванну, а именно полчаса, отмечалось ударами колокола на церковной колокольне, а для дальних ванн у восточной оконечности Горы Горячей дублировалось колоколом, висевшим в беседке на вершине горы.

Немалой строгости требовало соблюдение очереди на ванны, ожидание которой порою занимало пять и даже семь часов. «Так как всякий прибывший на воды, имея на пользование оными равное право, желает принять ванну скорее и успокоить себя, то и надлежит при употреблении их наблюдать очередь. Очередь сию обязан занимать для себя каждый лично, а не через компанионов или тем менее через прислугу». Каждый раз при пользовании ваннами полагалось надевать свежее белье, а потому лечащимся рекомендовалось иметь с собой его достаточно большой запас.

Наконец, дождавшись своей очереди и посидев сколько положено в горячей воде, больные ложатся в пристроенной комнате и потеют, пока не услышат несколько ударов в дверь и голоса: «Пора выходить, ваша половина прошла!» (Имеется в виду половина часа, отводимая на каждую процедуру.) Тогда начинают скорее одеваться, закутываются как можно теплее и спешат домой пить жидкий зеленый чай или «маренковый кофе». Этот напиток, видимо имевший не слишком приятный вкус, запомнился многим и неоднократно упоминается мемуаристами и авторами писем из Пятигорска.

Достижение солнцем самой верхней точки определяет время обеда. Как правило, дневную трапезу составляет тарелка каши на воде и два яйца всмятку со шпинатом или жиденький суп из чахоточной курицы и соус из зелени; иногда к этой скудной трапезе прибавлялся компот из чернослива. Впрочем, некоторые больные не слишком строго исполняли предписание докторов держать диету. Один из таких, например, звал своего товарища на обед, хвастаясь ему, что получил из колонии два славных поросенка и велел их обоих изжарить к обеду. Другой не без самодовольства отмечал, что в их семье ежедневно подавали к обеду форель и мясо дикой козы. У Лермонтова и Столыпина, согласно воспоминаниям их квартирного хозяина, на обед ежедневно готовилось четыре-пять блюд. Мороженое, ягоды или фрукты подавались ежедневно, как и послеобеденный кофе.

В половине второго обед заканчивается, и до 4 часов – отдых и сон. С половины пятого все оживляется, начинают готовиться одни – к источнику, другие – в ванну. В пять часов вечера опять все по своим местам – у колодцев, со стаканами в руках, потом пьют кофе или шоколад и идут гулять, чинно прохаживаясь по бульвару под звуки полковой музыки. Тут вы полюбуетесь на прекрасные личики под шляпками последней моды; встретите и молодых франтов с гвардейскими отворотами или в модных визитных сюртуках, с лорнетами, хлыстиками; увидите толпы раненных слегка, с рыцарскими перевязями, с милою гримасой на устах, и тяжело раненных, которые, забывшись, не схватят простреленною рукой стула, чтобы подать вам его с приветствием. Подле смуглого черкеса в косматой шапке, вооруженного с головы до ног, будто для набегу, смиренно шествует мирная семья помещиков, которые ехали два месяца из отдаленной губернии на своих и привезли с собою запоздалые моды и наречие своего уезда. Бледные, изнуренные, нередко изувеченные физиономии странно бросаются в глаза посереди цветущих лип и лепета порхающей молодежи.