Читать онлайн «Император Мэйдзи и его Япония». Страница 124

Еще отец Мэйдзи, Комэй, использовал в подобных случаях понятие императорской добродетельности-дэ, которая ввиду своего истощения и проявилась в форме эпидемии, – правитель брал на себя ответственность за все случившееся в стране. Так, например, при принятии девиза правления Ансэй в 1854 году Комэй признал себя виновным за разгул природных стихий, за пожар во дворце и за «черные корабли». Сетования на недостаток добродетельности встречаются и в указах юного Мэйдзи. Однако теперь он стал представителем уже совсем другой философии правления. В этой парадигме император в случае стихийных бедствий оказывает помощь своим подданным, но он отнюдь не берет на себя ответственности за случившееся. Ведь если сказать, что у тебя не хватает главного для правителя качества, то это можно воспринять как знак слабости и близкой отставки. И если в самом начале правления в указе, приуроченном к интронизации (сокуи) и принятию девиза своего правления, Мэйдзи сетовал на свою малую добродетельность[179], то теперь он полностью отказался от этой фигуры речи и сознания. Японские политтехнологи хотели от императора совсем другого. И в этом отношении японская монархия несколько приблизилась к европейским образцам.

Борьба с холерой, аллегорически представленной диковинным и страшным зверем

17 января императрица Харуко через газету «Тёя симбун» обратилась к японским женщинам с призывом последовать ее примеру в деле ношения европейской одежды. При этом ее аргументация оказалась чисто японской: она утверждала, что в глубокой древности, еще до изобретения кимоно, японское платье походило на европейское больше, чем нынешнее. Это была логика модернизации по-японски: хочешь нового – скажи, что подражаешь древним образцам.

Несмотря на энтузиазм Харуко в отношении европейских нарядов, говорили, что на самом деле смена платья далась ей с трудом. Свободно сидящее кимоно шьется из стандартных кусков материи и не требует примерки. Здесь же требовалась примерка, но прикасаться к императрице было запрещено. Выход все-таки нашли: портные работали с супругой премьер-министра Ито Хиробуми, которая обладала схожей комплекцией. Платья, сшитые по ее мерке, и надевала на балы императрица Харуко. Потом стали использовать манекен императрицы. С той же самой проблемой столкнулись и портные императора: им удалось снять с него мерку только один раз – когда они впервые шили для него европейский наряд. После этого Мэйдзи решительно отказывал им, несмотря на то что с возрастом он располнел. А потому, как отмечали иностранные наблюдатели, мундиры сидели на нем несколько мешковато.

Но платьями дело не кончилось. К вечерним нарядам полагались и украшения – бусы, колье, кольца, браслеты. Японские женщины к этому привычны не были. Из украшений они использовали только гребни для волос.

Конечно, европейское платье было более теплым – поскольку японцы никогда не выращивали овец, шерстяных тканей они не производили, так что в зимнее время им приходилось заворачиваться, словно куколке в кокон, в несколько слоев халатов-накидок – шелковых, хлопчатобумажных, конопляных. Но европейская одежда плотно облегает тело. По поводу неудобства сковывающей движения одежды и драгоценных аксессуаров Харуко сложила:

Хасимото Тиканобу. Придворные дамы за шитьем европейской одежды (1887 г.)

В центре триптиха – императрица и престолонаследник. В картушах объясняется, как правильно снимать мерку, кроить, шить и гладить.

Высший женский свет подавал пример остальным. Поскольку покупное европейское платье могли позволить себе очень немногие, власти озаботились пропагандой рукоделия. Продажа швейных машинок стремительно возрастала, открывались все новые и новые кружки кройки и шитья. Как и во многих других случаях, именно императорский двор выступал в качестве коллективного «культурного героя», приносящего из тридесятого царства новые и «передовые» обыкновения, которые подлежат затем самому широкому тиражированию в массах. Роль императорского двора в деле обучения населения была огромной.

До этого времени только консервативное Министерство двора отказывалось от найма иностранцев. И вот теперь, наконец, 29 апреля 1887 года в Японию прибыл Оттмар фон Моль. Раньше он служил при дворе Вильгельма I. Целью его двухлетнего контракта было научить японских придворных изящным порядкам, принятым в Европе. Каждое утро он проводил в компании церемониймейстера Нагасаки Митинори и переводил ему с немецкого на английский различные придворные и дипломатические установления. Нагасаки не знал немецкого языка. Его задачей был перевод с английского на японский, чтобы Мэйдзи мог ознакомиться с ними. Моль учил, как следует приветствовать друг друга, сколько ножей и вилок требуется для охотничьего завтрака, как устраивать смотр войскам, как одеваться. Он настойчиво советовал, чтобы император во время приема знатных гостей перемещался рука об руку со своей супругой.

Церемониймейстеры старались как могли и настойчиво убеждали императора, чтобы во время приема по поводу цветения хризантем он прошелся по саду вместе с Харуко. Но Мэйдзи не мог переселить своих представлений о том, как все должно происходить на самом деле. Он подскакал к воротам на коне, спешился перед садом и зашагал впереди Харуко. Не захотел он и чтобы трон его супруги был бы такой же высоты, как и его собственный. Утверждают, что под его троном даже был подложен кусок толстой материи.[180] Не послушал фон Моля и Ито Хиробуми, когда тот высказал мнение, что на приемах было бы вполне допустимо носить японские одежды. Премьер-министр ответил отказом, прибавив, что в Японии одежда – вопрос большой политики и советники не имеют здесь права голоса.

Надо сказать, что японцы совершенно не стремились к системным заимствованиям из одной страны. Они повели себя как в супермаркете, полагая что у каждой страны («фирмы-производителя») есть свой «конек». Свою промышленность и военно-морской флот Япония стала строить в соответствии с британскими образцами; Франция подала пример в устройстве полиции и образования; американский опыт пригодился при освоении Хоккайдо; студентов-медиков и придворных обучали немцы. На практике это означало, что японцы строили свою собственную цивилизацию и культуру, не считая себя обязанными никому.