Читать онлайн «Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой». Страница 71

Любимая история Карлоса о ее детстве, которую он неоднократно рассказывал мне в будуаре, — это история о том, как Клод соблазнила его, будучи еще ребенком:

— Ей было семь лет, когда она впервые забралась в мою кровать! Она забралась на меня и… Бум! Бум! Бум! Она хотела этого уже в семь лет, и мы делали это! Что я мог поделать? Я не мог сопротивляться — она напала на меня во сне! — Он посмотрел на меня, ожидая увидеть шок, но я только смеялась. Я не верила этой истории.

Он продолжал:

— Она заползала в мою кровать каждую ночь и — бум-бум-бум! Это продолжается до сих пор! Ты знаешь, amor, я занимаюсь любовью только с вами двумя, больше ни с кем. Твоя poto в точности, как у нее! И не могу понять, с кем я!

— Она любит Дэвида Боуи. Она залезала на учительский стол и пела песню Дэвида Боуи «Я люблю трахаться, я люблю наркотики», — сымпровизировал Карлос. — Мне позвонили из администрации приюта, и я должен был забрать ее. Так что ее вырастил дон Хуан и компания. Что только они с ней ни делали… Wowie Zimbowie! Они делали с ней странные вещи. Она — не человек, amor.

Эмоционально она застряла в семилетнем возрасте, но ее дух перемещается быстрее, чем молния.

Проявления детских пристрастий Клод считались магическими. Она брала с собой членов преданного ей клана в Диснейленд, покупала билеты на самые скоростные аттракционы, — они, по словам Карлоса, могут стать причиной магических преображений.

Несколько лет я завидовала этим поездкам, пока, наконец, не получила благословение. Но я ненавидела катание на роликах, большинство телевизионных комедий и большие толпы. Меня пощадили. А Муни и Тайша согласились. «Тьфу, — говорила потом Тайша в редкие минуты откровения. — Из-за Клод нам недавно пришлось пойти в один из этих ужасных Луна-парков и кружиться на каруселях до тошноты».

Однако вернемся к истории с новыми квартирами: приблизительно 1991 год, Вествуд, Лос-Анджелес.

Итак Зуне позвонили, продиктовали адрес и назначили время, чтобы посмотреть новое жилье. Она и Скаут должны были стать соседями и жить рядом в сказочных апартаментах. Наверное в мыслях Зуна уже видела себя хозяйкой чайных вечеров, когда, ликуя, она шла к своему новому дому. Как вдруг к ней подскочила Клод и нараспев произнесла:

— Дублер женщины-нагваля будет жить рядом со мной! Выбрали дублера женщины-нагваля!

«Эта сука, — рассказывала мне потом Муни, вспоминая эту историю, — так мучила бедную Зуну!»

Именно Буле отдали хорошую квартиру, а Зуне пришлось занять сырой подвал золушки. Зуна была подавлена и только ее доброта помогла ей скрыть свою боль. Она описывала мне, как сидела в своей темной комнате и видела пикники двух избранных существ на солнечной лужайке, — голос ее при этом почти срывался. Она ежедневно наблюдала из своего окна, как они резвились, но ее никогда не приглашали. Вскоре прибыли две новые девочки, и на детской площадке произошла реорганизация.

Скаут приняла и назвала их — Патси и Нэнси. Була и Зуна должны были делить Скаута с новыми соперницами.

Карлос и Клод решили, что Муни должна стать «матерью» всем девочкам, играть роль, которую она презирала. С отвращением она показала мне Блаки, плюшевого медведя, одетого в жакет, связанный одной из женщин, и целый зоопарк игрушечных зверюшек, с которым Муни, как ожидалось, будет обращаться как с живыми существами. Куклы говорили как младенцы, пили чай, носили свитера и ботиночки и даже имели свои собственные игрушки.

Покидая свой дом в Беркли, я рассталась с изящным сервизом муранского стекла, купленным в Италии, так как магам запрещалось собирать коллекции (Клод не считалась). У Карлоса была своя коллекция тростей (возможно, принадлежащих дону Хуану) и ножей. Я подарила Клод сервиз, палочки для перемешивания напитков и другие венецианские штучки, чтобы на первых порах заслужить ее покровительство.

Но однажды я увидела, как Патси принесла в класс разнаряженную игрушку в короне, накидке и с волшебной палочкой из муранского стекла.

«Какая симпатичная куколка!» — воскликнула я, восхищаясь изобретательностью, с которой использовался стеклянный прибор. У Патси случилась истерика. «Это не КУКЛА!!!» — заорала она с обидой в голосе и затопала ногами.

Девочки (которым было под тридцать-сорок) держали зверюшек в ежовых рукавицах, такая жестокость, как я позже узнала, была вполне обыденным явлением в сообществах, подобных нашему. Но Муни сохранила частичку здравого смысла. Когда у моей матери случился удар, Муни вполне разумно рекомендовала принести ей мягкую игрушку, большую, симпатичную, умиротворяющую, — чтобы держать рядом с собой и обнимать. Матери игрушка понравилась, и я была благодарна Муни: она напомнила мне о том, что матери необходимо было кого-то обнимать, чувствовать кого-то рядом.

Все женщины Карлоса (кроме меня) разорвали свои семейные связи, отношения с друзьями и своим прошлым. В некоторых случаях они отказались от своей страны и культуры, и им, конечно, запрещалось заниматься сексом с кем-либо, за исключением Карлоса. А у него часто менялось настроение: иногда ему хотелось часами обниматься и лениво дремать весь день напролет, иногда он касался тела только во время секса. Всяческое проявление любви и симпатии подавлялось, пока мы оставались в группе, и куклы компенсировали потребности женщин, как это обычно бывает у маленьких детей. У всех нас был свой собственный способ не сойти с ума. Да, они застряли в семилетнем возрасте, а мы с Гвидо? Держась украдкой за руки в кинотеатрах, мы вели себя как школьники, насколько я помню школу.

Кроме этого, существовал запрет на прикосновение, введенный Флориндой и Карлосом. Я уже упоминала внезапные перемены настроения Карлоса — от страстных объятий до ледяного холода. А Флоринде нравилось, если объятие было недолгим, она ненавидела, когда ее обнимали дольше чем секунду, и презирала тех, кто хотел чего-нибудь больше. Она не любила спать с кем-либо и признавалась мне, что больше всего ей не нравились любовные игры до секса, во время которых прикасались к ее соскам, — она называла все это «поганой привычкой американских мужиков».

Самым невыносимым для нее было все, что напоминало долгое объятие или томительную нежность.

Муни была полной ее противоположностью, она «любила нежиться с любовником часами и, засыпая в тесных объятиях, обнимать и ласкать друг друга».

Карлос регулярно высмеивал «жалкие потребности людей, которые нуждались в прикосновениях».

Мне понравилось, как однажды Клод возразила ему перед всем классом и привела всем известный пример с детенышами обезьяны: разлученные со своими матерями, они успокаивались, приспосабливались, когда им давали замену матери в виде мягкой одежды, и выживали, но когда им давали обмотанную палку, они умирали. Контакт, настаивала она, был необходим для выживания. И Карлос, всегда почтительный к «своей дочери», уступил и подчинился, переменив обсуждаемую тему.