Читать онлайн «Бисмарк: Биография». Страница 70

«Добропорядочные роялистские массы ничего не поймут, а демократы все извратят. Лучше со всей твердостью отстаивать военный вопрос, порвать с палатой, объявить новые выборы и показать нации, как народ поддерживает своего короля»83.

Письмо свидетельствует: летом 1861 года Бисмарк уже располагал программой действий, которые он предпримет в 1863 и 1864 годах. Никаких уступок либерализму дома, бескомпромиссная борьба за решение военной проблемы в свою пользу – любой ценой и без оглядки на возможные негативные результаты на выборах, агрессивная внешняя политика за рубежом, завоевывающая популярность в народе. «Мы почти такие же тщеславные, как и французы, – доказывал Бисмарк. – Если мы сможем убедить самих себя в том, что нас уважают за рубежом, мы многого добьемся и в своей стране»84. Бисмарк приехал в Берлин, откуда Шлейниц отправил его в Баден, а Роон в это время перемещался совсем в другом направлении. Они просто-напросто не смогли скоординировать время и место встречи, несмотря на экстренную необходимость все обсудить. Как теперь легко договариваться с помощью сотовой связи!

В сентябре, проводя отпуск в Штольпмюнде, Бисмарк изложил свое видение решения германской проблемы в письме близкому другу Александру Эвальду фон Белову-Гогендорфу. Именно в этом послании, на мой взгляд, Бисмарк наиболее ясно выразил и свое презрение к мелким князькам, и собственный особый, нетрадиционный консерватизм. Конечно, надо учитывать, что Бисмарк писал очень близкому другу, тому самому, который выхаживал его, когда он болел, и предписывал христианскую любовь как верное средство излечения от депрессии. Можно представить, что испытывал благочестивый сельский помещик, читая эти циничные сентенции:

...

«Солидарность интересов консерваторов всех стран – опасная фикция… Мы дошли до того, что превращаем антиисторический, безбожный, противозаконный и мошеннический суверенитет германских князей в излюбленную тему для консервативной партии Пруссии. Наше правительство, в сущности, либеральное у себя дома и легитимистское во внешней политике. Мы отстаиваем права зарубежных монархий с большим рвением, нежели защищаем свою собственную королевскую власть. Мы нянчимся с маленькими суверенитетами, созданными Наполеоном и санкционированными Меттернихом, закрывая глаза на угрозы, исходящие для независимости и Пруссии, и Германии от существующей безумной федеральной конституции, которая является не чем иным, как рассадником и центром притяжения опасных революционных и сепаратистских движений…

Кроме того, я просто не понимаю, почему мы стыдливо отворачиваемся от идеи народной ассамблеи, сформированной на федеральном уровне или в рамках таможенного парламента; этот институт действует в каждом германском государстве; без него и мы, консерваторы Пруссии, уже не можем обойтись, и его едва ли можно назвать революционным изобретением»85.

Такого сорта Realpolitikне признает благочестивых христиан, считающих себя консерваторами в силу своей веры, а не политического эгоизма. Теперь Бисмарк уже без колебаний стремился довести свои концепции до сведения и тех, кого они могли заинтересовать, и тех, кому они были совершенно ненадобны.

Тем временем регент все-таки пошел на уступки, и коронация состоялась без каких-либо осложнений в Кёнигсберге 18 октября 1861 года. Бисмарк присутствовал на церемонии, но написал сестре не об этом историческом событии, а о том, как оно отразилось на его здоровье:

...

«Последствия сквозняков, продувавших все коридоры, и необходимость за день трижды сменить одеяния все еще ощущаются в моих конечностях. Восемнадцатого, прежде чем выйти во двор дворца, я предусмотрительно надел теплую военную форму и парик, в сравнении с которым парик Бернхарда выглядел бы пучком волос; если бы я два часа стоял с непокрытой головой, то это могло бы закончиться для меня плачевно»86.

Уступка регента по проблеме коронации никак не отразилась на настроениях избирателей. 6 декабря 1861 года в нижнюю палату были избраны 352 депутата: среди них 104 были прогрессистами, представителями крупнейшей партии, 48 – тоже считались либералами, 91 принадлежал к партии «конституционалистов» (умеренных либералов, поддерживавших правительство Ауэрсвальда). Иными словами, депутатский корпус нового ландтага на 69 процентов состоял из людей либерального толка, и самое экстремистское крыло составляло большинство. Численность консерваторов – друзей Бисмарка сократилась с 47 до 14 – сокрушительное поражение для правящего юнкерского класса87.

3 апреля 1862 года Эдвин фон Мантейфель в письме Роону с энтузиазмом предсказывал революцию:

...

«Я не признаю никакой другой битвы, кроме как с оружием в руках, и мы сейчас на полпути к ней. Разве отмена трехлетней воинской службы не навредит престижу его величества?.. Армия не поймет этого; ослабнет вера в короля, не говоря уже о последствиях для морального состояния войск… Скоро мы увидим окровавленные головы, а потом выборы с хорошими результатами»88.

Макс Дункер, либеральный журналист, перефразировал 42-й псалом, чтобы обрисовать сложившуюся ситуацию: «Как лань желает к потокам воды, так армия желает мятежей» [32] 89.

И в этой раскаленной политической атмосфере 6 мая 1862 года состоялись новые выборы. К 18 мая завершился второй этап выборов: результаты были катастрофические для правительства короля. Левые либералы получили 29 мест в дополнение к тем, которые они имели в 1861 году, теперь уже 133 депутата образовали самую большую партийную фракцию в ландтаге. Другие либералы удвоили свое представительство – с 48 до 96 человек, число «конституционалистов», поддерживавших правительство «новой эры», сократилось с 91 до 19. Статистика свидетельствовала о значительном полевении ландтага. Левым либералам теперь принадлежало 65 процентов депутатских мест, у сторонников короля осталось всего лишь одиннадцать кресел90.

Но действительно ли Пруссия оказалась на пороге революции? Или же это был очередной «поворотный момент», во время которого ничего на самом деле не «поворачивается»? Скорее всего правильный вывод второй. Структурные факторы указывают на то, что никакой революции не назревало. Трехклассная избирательная система, введенная конституционной поправкой 1850 года, была очень своеобразной. Первый класс составляли 5 процентов налогоплательщиков, второй разряд состоял из 13 процентов, а третий – из 81. Избирательное право было всеобщее, но абсолютно неравное и отдававшее предпочтение состоятельным людям. Для иллюстрации мы возьмем данные о выборах 6 декабря 1861 года, показывающие численность избирателей, имевших право голоса, и их пропорциональное соотношение в процентах по классам: