Читать онлайн «Бисмарк: Биография». Страница 2

У Бисмарка не было военных заслуг. Ему пришлось недолго и против желания послужить в молодости резервистом (он пытался увильнуть от призыва, эта скандальная история в официальных изданиях исторических документов старательно вымарывается), и его претензии на ношение военной формы, в которой он обычно изображается, весьма условны и вызывали недовольство у «настоящих» воинов. Один из «полубогов» в аппарате генерала Мольтке – подполковник Бронзарт фон Шеллендорф писал в 1870 году: «Государственный чиновник в кирасирском мундире наглеет с каждым днем»2.

Бисмарк имел приставку «фон», родившись в «хорошей» старой прусской семье, но, как написал историк Трейчке в 1862 году, относился к числу «мелких помещиков»3. Он гордился социальным статусом, однако прекрасно осознавал, что есть люди, занимающие гораздо более высокое общественное положение. Один из его сотрудников вспоминал такой случай: «За столом в основном говорил канцлер… Гацфельдт (граф Пауль Гацфельдт-Вильденбург) тоже принимал участие в разговоре, поскольку, по мнению канцлера, у него был наивысший социальный статус. Другие сотрудники, по обыкновению, молчали»4.

Отто и его брату достались в наследство поместья, но не богатые. Бисмарку в продолжение почти всей карьеры приходилось следить за своими тратами. Живя в обществе, в котором центром притяжения политической суеты и интриг был королевско-императорский двор, Бисмарк предпочитал чаще находиться дома, обедать не по моде очень рано и проводить больше времени в имениях, а не в Берлине.

В 1918 году, когда империя Бисмарка начала рушиться, Макс Вебер, один из основателей современной социологии, задал сакраментальный вопрос: почему мы должны повиноваться государственной власти? Он выделил три типа оправданий господства одних людей над другими, или «легитимаций» власти. К первому типу он отнес авторитет «вечного вчера», то есть обычаев, освященных их непостижимым давним признанием и привычной ориентацией на подчинение им. Это «традиционное» господство патриарха и наследственного князя, осуществляемое со времен оных.Третий тип характеризуется господством в силу «легальности», в силу веры в обоснованность легального статута и функциональной «компетентности», опирающихся на рационально выработанные правила. Но для нас представляет особый интерес второй тип легитимации, выведенный Вебером и названный им харизмой: «Авторитет необычайного и сугубо личного gift of grace– дара благоволения (харизмы) [1] , абсолютная личная преданность и личная убежденность в откровении, героизме или иных качествах индивидуального лидера. Это «харизматическое» господство присуще пророку или – в сфере политики – избранному военному вождю, плебисцитному правителю, великому демагогу или политическому партийному лидеру»5.

* * *

Ни одно из этих определений не подходит в полной мере для характеристики господства Бисмарка. Как государственный деятель он вписывается в первый тип легитимности: его власть основывалась на традиции, авторитете «вечного вчера». Как премьер-министр и глава правительства он поступал точно в соответствии с третьим типом легитимации власти: его господство определялось «легальностью», опиравшейся на «рационально выработанные правила». Он не был в обычном понимании этого слова «харизматичным» человеком6.

Тем не менее Бисмарк властвовал над современниками так, что его называли и «тираном» и «диктатором». Князь Хлодвиг фон Гогенлоэ-Шиллингсфюрст, один из преемников Бисмарка, писал в мемуарах об атмосфере в Берлине после отставки канцлера:

...

«За те три дня, проведенные в городе, я заметил две перемены. Первая – у всех не было ни минуты времени и все куда-то спешили. Вторая – все будто стали выше ростом. Каждый осознал свою значимость. Прежде люди чувствовали себя задавленными и ущербными под гнетом князя Бисмарка. Теперь у них словно выросли крылья»7.

Я понял, что для более полной характеристики Бисмарка мне не обойтись без определения еще одного свойства его личности. Бисмарк оказывал влияние на людей властной сущностью своей индивидуальности. Он никогда не обладал суверенной властью, но имел необычайную «суверенную самость». Как император Вильгельм однажды сказал, «трудно быть кайзером при Бисмарке»8. В нем парадоксально сочетались и величие и мелочность. Взять, к примеру, его выступление в рейхстаге 17 сентября 1878 года, о котором я уже упоминал. Бисмарк потом обвинил несчастных стенографисток в зловредности, о чем его помощник Мориц Буш сделал запись в дневнике:

...

«Стенографистки ополчились против меня. Пока я был популярен, этого не случалось. Они исказили смысл того, что я говорил. Когда раздавался ропот со стороны «левых» и «центристов», они упустили слово «левые», а когда раздавались аплодисменты, они забывали упомянуть об этом. Все стенографическое бюро ведет себя таким же образом. Я пожаловался президенту. От этого я почувствовал себя больным. Это такое же состояние, какое испытываешь от чрезмерного курения: тупость в голове, головокружение, тошнота и прочее»9.

Прочитайте его стенания еще раз. Разве может здравый человек серьезно поверить в заговор стенографисток рейхстага против величайшего государственного деятеля XIX столетия? А заболевание? Все это вряд ли можно объяснить одной лишь ипохондрией. Подполковник Бронзарт фон Шеллендорф записал в дневнике еще 7 декабря 1870 года: «Бисмарк превращается в готового пациента для дурдома»10. Бисмарк туда, конечно, не попал. Он оставался по-своему в здравом уме, сохранял неплохое здоровье, несмотря на страхи, и могущество, хотя не вполне его удовлетворявшее, с сороковых и по семидесятые годы. Он занимал высший государственный пост двадцать восемь лет и перестроил мировой порядок XIX века так, как никто другой в Европе, исключая Наполеона, который был не только императором, но и генералом. Бисмарк же не был ни тем, ни другим.

Эта книга, таким образом, о личности Отто фон Бисмарка, поскольку могущество, которым он обладал, определялось его индивидуальностью, а не институтами, массовым обществом, какими-то «силами» или «факторами». Его власть основывалась на суверенности его необычайной, гигантской «самости». Ее смысловое значение в моем понимании выходит за рамки общепринятой терминологии. Под этим определением я имею в виду комбинацию внешнего облика, особенностей речи и мимики, мышления и поведения, пороков и добродетелей, воли и амбиций, а также, возможно, наиболее характерных страхов и уверток от действительности и других психологических свойств социального действия, создающих «личность», ту «самость», которую мы пытаемся скрыть и по которой нас узнаютдругие люди. Бисмарк обладал каждым из этих свойств в большей и более выраженной степени, чем те, кто его окружал, и все, кто знал его – без исключения, – могли подтвердить некий магнетизм, или притяжение, исходившее от него и действовавшее даже на людей, его ненавидевших. Этот гипнотический эффект присутствует и в его письмах, и в его воспоминаниях.