Читать онлайн «Воспоминания и размышления». Страница 39

Однако в целом техническая оснащенность Красной Армии двадцатых годов была, конечно, на низком уровне. Сказывалось трудное экономическое положение страны, недостаточное развитие военной промышленности. Не хватало станковых и особенно ручных пулеметов, еще не было автоматической винтовки, а старая «трехлинейка» нуждалась в модернизации. Конструктивно устарела и была изношена артиллерия. К концу 20-х годов она насчитывала только 7 тысяч орудий, и то в основном легких. Зенитной, танковой и противотанковой артиллерии не было вовсе. К 1928 году имелось лишь 1394 военных самолета, в основном старой конструкции, и около 100 танков и бронемашин. Армия была очень слабо моторизована: к концу 1928 года в войсках было лишь 350 грузовых и 700 легковых автомобилей, 300 гусеничных тракторов. Но ведь до 1928 года у нас не было ни автомобильной, ни тракторной промышленности[26].

А в это время крупные империалистические государства усиленно наращивали свои вооруженные силы. В случае войны Англия, например, могла бы выпускать 2500 танков в месяц, Франция – 1500, десятки тысяч самолетов насчитывались в их военно-воздушных силах, быстро осуществлялась моторизация войск. Словом, наши недавние (и потенциальные) противники далеко ушли вперед в области вооружения по сравнению с Первой мировой войной.

Сопоставляя эти данные, еще и еще раз думаешь: с каких же разных позиций, объективно определенных нам историей, мы начинали свое соревнование с капиталистическим миром! И, естественно, рождается чувство большой патриотической гордости за тот общественный строй, благодаря которому удалось и догнать и перегнать в военном отношении, притом в кратчайшие сроки, наиболее развитые мировые державы, за тот народ и армию, которые сумели разгромить потом самого мощного империалистического противника.

Итак, было ясно: только создание в стране развитой промышленности могло дать Красной Армии и Флоту современное вооружение. Только индустриализация могла обеспечить обороноспособность Советского Союза. Техника должна была решить все. И наши военные руководители того времени не обманывались на этот счет, они верно представляли себе характер и специфику будущей войны.

Еще в 1925 году, докладывая на январском Пленуме ЦК РКП(б) об итогах военной реформы, М. В. Фрунзе говорил: «Многие из наших товарищей, и, я думаю, особенно те, которые побывали на фронтах гражданской войны, вероятно, живут настроениями, созданными эпохой нашей гражданской войны. Я утверждаю, что эти настроения очень опасны, так как война, которая будет в дальнейшем, будет не похожа на гражданскую войну. Конечно, она будет носить характер классовой гражданской войны, в том смысле, что будем на стороне противника иметь белогвардейцев, и наоборот – будем иметь союзников в лагере наших врагов. Но по технике, по методам ведения ее это не будет война, похожая на нашу гражданскую войну. Мы будем иметь дело с великолепной армией, вооруженной всеми новейшими техническими усовершенствованиями, и если мы в нашей армии не будем иметь этих усовершенствований, то перспективы могут оказаться для нас весьма и весьма неблагоприятными. Это следует учесть, когда мы будем решать вопрос об общей подготовке страны к обороне»[27].

…Весной 1930 года после КУВНАС мы возвратились в свои части.

2-й кавалерийской бригадой я командовал более года и должен сказать, что эта работа дала мне очень много и значительно пополнила мой теоретический и практический багаж.

В конце 1930 года стало известно, что моя кандидатура рассматривается на должность помощника инспектора кавалерии РККА. Деятельность инспекции в то время высоко ценилась в частях конницы. Однако признаюсь, что это известие нисколько меня не обрадовало. Я очень привык к своей дивизии и считал себя непременным членом дружной семьи самарцев.

Но вопрос был решен, и надо было собираться в Москву. Собственно говоря, собирать-то нужно было шинель да несколько пар белья. Все наши семейные пожитки вполне вмещались в один чемодан. Другого какого-либо имущества никто из нас тогда не имел, и это считалось совершенно нормальным явлением.

Однажды вечером мне позвонил Константин Константинович Рокоссовский и сказал, что из Москвы получен приказ о моем назначении на новую должность.

– Сколько вам потребуется времени на сборы? – спросил он.

– Часа два, – ответил я.

– Мы вас так не отпустим, – сказал К.К. Рокоссовский, – ведь вы ветеран 7-й дивизии, и проводим вас, как положено, таково общее желание командно-политического состава второй бригады.

Я, разумеется, был очень тронут.

Через несколько дней состоялся обед всего командного и политического состава 39-го и 40-го кавполков, на котором присутствовало командование дивизии. Я услышал много хороших, теплых слов в свой адрес. Шли они от чистого сердца и запомнились на всю жизнь.

На утро следующего дня был готов к отъезду. Еще раз зашел в подразделения, попрощался с бойцами и командирами.

Перед отъездом побывал в Минске, который очень полюбил. Здесь прожил я восемь лет, близко узнал добродушный, трудолюбивый белорусский народ. На моих глазах Белоруссия успешно ликвидировала последствия двух войн.

Вечером с женой Александрой Дневной (ныне покойной) и двухлетней дочкой Эрой мы выехали в Москву.

Инспекцию кавалерии в те годы возглавлял Семен Михайлович Буденный.

Явившись на место моего нового назначения, я отправился представиться будущему руководству. Однако С. М. Буденного в инспекции не было. Его личный секретарь П. А. Белов (тот самый, который прославился в Великую Отечественную войну) сказал мне, что Семен Михайлович сейчас практически не занимается делами инспекции, а учится в особой группе академии. Все дела ведет его первый заместитель комкор И. Д. Косогов.

Я представился И. Д. Косогову, а затем познакомился с помощниками инспектора кавалерии Б. К. Верховским, Ф. Р. Жемайтисом, П. П. Собенниковым, И. В. Тюленевым, А. Я. Трейманом. Это были знающие свое дело командиры.

После предварительного знакомства И. Д. Косогов сказал, что, по-видимому, мне лучше всего взять на себя вопросы боевой подготовки конницы, поскольку в этой области я имею достаточную практику.

Примерно через месяц я полностью вошел в курс новой работы. Месяца через три состоялось общее партийное собрание коммунистов всех инспекций и управления боевой подготовки тогдашнего Наркомата по военным и морским делам[28]. На этом собрании я был избран секретарем партийного бюро, а заместителем секретаря – Иван Владимирович Тюленев. Коммунисты нашей парторганизации, много сил и сверхурочного времени отдавая своим служебным обязанностям, не забывали и о делах общественных. Очень распространены были выступления на фабриках, заводах и в других гражданских организациях и учреждениях. Рабочие и служащие хорошо принимали военных коммунистов и с удовольствием слушали их, особенно когда речь шла о международном положении и о последних решениях партии и правительства.