Читать онлайн «Троцкий. Книга 1». Страница 32

О Карле Либкнехте Троцкий сказал по-другому: "…экспансивный, легко воспламеняющийся, он резко выделялся на фоне чинной, безличной и безразличной партийной бюрократии… Либкнехт всегда оставался наполовину чужаком в доме германской социал-демократии, с ее внутренней размеренностью и всегдашней готовностью на компромисс… Его неподдельный и глубокий революционный инстинкт всегда направлял его — через те или другие колебания — на правильный путь"[111].

Практически о каждом видном революционере, с кем он был знаком, встречался, спорил, боролся, у него написаны страницы. Это не сухие, бесстрастные строки политических характеристик. "Политические силуэты" (так назван восьмой том сочинений Троцкого) позволяют видеть не только идейные контуры личности. Читатель узнает, что Роза Люксембург "маленького роста, хрупкая, болезненная, с благородным очерком лица, с прекрасными глазами, излучавшими ум"; что "квартира Либкнехта была штаб-квартирой русских эмигрантов в Берлине" и его жена была русской; что Меринг — это "историк внутренних боев немецкой социал-демократии".

Аналитическое, часто — образное, а нередко и критическое отношение к людям своего круга общения не могло не развивать интеллектуальные способности Троцкого, его политическую изощренность, общую эрудицию. Людей, знавших и слышавших его, поражали способность Троцкого творчески мыслить во время выступлений, мгновенно лепить образы, обозначать тенденции, выделять главные звенья. Он не произносил заученных речей, а в процессе выступления всегда творил нечто новое, неповторимое. Его с одинаково большим интересом слушали метры II Интернационала, петербургские рабочие и босые красноармейцы 2-го Николаевского полка. Этот талант не только "от Бога". Это и умение поразительно аккумулировать достижения духовной культуры, и способность постигать психологию тех, к кому он обращался со своим словом. Независимо от того, как к нему относились — с восхищением или враждой, равнодушных не было. Все видели: перед ними масштабная, неординарная Личность.

Время после первой русской революции до 1917 года Троцкий провел в центре Европы, его интересы больше вращались вокруг фракций, европейского парламентаризма, новых веяний немецкой социал-демократии и т. д. И тем не менее Троцкий около десяти лет находился в "провинции" революции. Став почти профессиональным критиком буржуазного парламентаризма, Троцкий как будто не заметил, что не без влияния первой русской революции родился и парламентаризм русский. Бойкот большевиками I и II Государственных дум, как и активное участие в IV Думе, дали обильную пищу для размышлений об использовании рабочим классом парламентских форм борьбы. Все это прошло как-то мимо внимания Троцкого не столько в силу фактической удаленности, сколько из-за скептического отношения к русскому парламентаризму вообще. Здесь он был не одинок. Большевики также презирали парламенты. Ленин на II Конгрессе Коминтерна в 1920 году скажет, что коммунизм ставит своей задачей "разрушение парламентаризма". Что из этого получилось, теперь ясно всем.

К слову сказать, Сталину это дало возможность больно уколоть Троцкого за его якобы ликвидаторское отношение к легальной работе. В газете "Социал-демократ" 12 января 1913 года Сталин заявил: "Говорят, что Троцкий своей "объединительной" кампанией внес "новую струю" в старые "дела" ликвидаторов. Но это не видно. Несмотря на "геройские" усилия Троцкого и его "ужасные угрозы", он оказался в конце концов простым шумливым чемпионом с фальшивыми мускулами, ибо он за 5 лет "работы" никого не сумел объединить, кроме ликвидаторов. Новая шумиха — старые дела!"[112] — подытожил будущий смертельный соперник Троцкого. Сталин опередил Троцкого; тот его еще не заметил, а Коба уже приступил к его развенчанию.

В целом вторая эмиграция Троцкого привела его к заметному отрыву от революционных дел в России — легальных и нелегальных.

В Вене семья Троцких поселилась в скромной квартире из трех комнат. Единственной достопримечательностью их жилища было большое количество книг, подшивок газет, рукописей, журналов, довольно беспорядочно лежавших по углам. Свою семью Троцкий содержал в основном за счет литературного труда. Особенно долго он сотрудничал с газетой "Киевская мысль", весьма прогрессивного направления. Но заметную материальную помощь до самой революции Троцкому оказывал и старик Бронштейн. Поэтому положение бывшего Председателя Петербургского Совета было более предпочтительным, нежели у других политических эмигрантов, часто вынужденных влачить просто убогое существование, перебиваясь случайными заработками, всегда озабоченных поиском средств на кусок хлеба. Относительно благополучное материальное положение Троцкого позволяло ему полнее отдаваться творчеству, быть более независимым, чаще других переезжать из столицы в столицу, бывать на конгрессах, семинарах и прочее. В 1906 году, когда Троцкий был в тюрьме, и в 1908 году в Вене в семье появились два сына — Лев и Сергей, судьба которых будет столь же трагична, сколь и судьба самого отца.

Троцкий поселился в Вене вынужденно; берлинские власти отказали ему в возможности жить в германской столице. Русский эмигрант, кроме занятий журналистикой и политической деятельностью, в тот период проявлял большой интерес к изобразительному искусству, бывал во многих картинных галереях, что позволяло ему готовить довольно профессиональные статьи о европейском искусстве для "Киевской мысли". Хотя они с женой посещали иногда и знаменитую Венскую оперу, восприятие музыки, по его же собственным словам, было на довольно примитивном уровне. В целом вторая эмиграция — период "долгого ожидания" — была для Троцкого скорее продолжительной паузой, во время которой он небезуспешно рос как теоретик, журналист, писатель, политик.

В "венский период" Троцкий установил связи со многими своими соотечественниками, находившимися, как и он, в эмиграции. Это прежде всего А.А.Иоффе, К.Б.Радек, С.Л.Клячко, М.И.Скобелев, Д.Б.Рязанов, А.М.Коллонтай, А.В.Луначарский. С Иоффе они остались близкими друзьями до его трагической смерти (самоубийство в 1927 г. в Москве); Скобелева он считал своим учеником, был к нему сильно привязан, но когда тот вошел в правительство Керенского, стал относиться к нему резко враждебно. Коллонтай недолюбливал, полагая, что та, поддерживая личную переписку с Лениным, сообщала о нем тенденциозную информацию. О Радеке мнение Троцкого колебалось до начала 30-х годов от восторженного до убийственно-негативного. Но в целом с соотечественниками за рубежом связи у него были слабее, чем с западной социал-демократией.