Читать онлайн «Рожденная в гетто». Страница 43

Может показаться странным, что я начала писать о ней именно с этих будничных, как бы необязательных воспоминаний. Но она для меня по-прежнему – живая. И я до сих пор каждый день жду ее телефонного звонка. Иногда и после двенадцати часов ночи – она спала мало и знала, что и я засыпаю поздно.

Она любила быть в курсе всех культурных событий и, часто подолгу живя в Париже, звонила мне почти каждый день и расспрашивала о новых московских премьерах, о жизни знакомых, да и вообще обо всем. Последние годы из-за болезни она не выносила русский холод и после своего дня рождения, 24 октября, уезжала домой в Париж.

Когда я все же понимаю, что ее нет на этом свете, когда меня пронизывает острое чувство оставленности и я начинаю думать о ней в прошедшем времени, у меня возникает странное ощущение отсутствия времени вообще. Ведь для меня так же реально, «сиюминутно» и наше знакомство в 1977 году, и последний мой визит к ней в московскую квартиру, когда Ариела читала мне отрывки своих воспоминаний о детских походах с родителями в ресторан. И, как будто это было вчера, я вспоминаю этот ресторан, когда мы с Ариелой лет двадцать тому назад поехали на машине из Вильнюса в ее родной Каунас. Она мне тогда показывала место, где находилось гетто во время войны. Тогда же мы пошли с ней в дом, где они жили, зашли к соседке, которая вспомнила Ариелу. Мы сидели у этой женщины и пили чай с купленным нами тортом, единственным, который был в магазине – таким громоздким сооружением из хрустящих коржиков, национальным литовским лакомством, которое почему-то называется «муравейник». Потом мы обедали именно в том ресторане, куда девочкой Ариела ходила со своими родителями после войны. В ресторане по-прежнему висели бордовые бархатные занавески, и столы были расположены в небольшом зальчике с маленькой эстрадой для музыкантов в точности так, как помнила и писала об этом потом Ариела.

Мы провели тогда в Каунасе целый день. Гуляли в разросшемся парке недалеко от их бывшего дома, заходили в магазины на главной улице. Были глубоко советские времена, в магазинах было пусто, но мы ухитрились накупить немыслимое количество бус, платков и брошек. «Для подарков», – говорила Ариела. Она любила дарить, ее щедрость и доброта были безграничны.

В 1977 году наш Театр на Таганке первый раз приехал на гастроли в Париж, я позвонила Ариеле (в Москве мне кто-то дал ее телефон), мы не были с ней знакомы, но она тут же пригласила к себе домой, на улицу Коньяк-Жей. Мы поехали втроем: Ваня Дыховичный, Боря Хмельницкий и я. Квартирка была маленькая, недавно купленная и отремонтированная, чистая, но без мебели. Мы сидели на полу за маленьким детским столиком. Ариела сбегала в ближайший магазин, накупила круассанов, сыра, яиц, зелени. Мы тогда быстро и хорошо позавтракали. Она мне тогда очень понравилась своей легкостью, доброжелательностью, открытостью и гостеприимством. Ариела взяла в Париже надо мной шефство. Познакомила со своими ближайшими подругами. Повела меня в модную парижскую парикмахерскую, заставила изменить прическу. Ариела и ее подруги надарили мне много своих «тряпочек», не оставляли меня ни на один день, но самым близким другом на все последующие тридцать лет для меня осталась Ариела.

В дружбе, как и в любви, отношения между людьми меняются, перетекая от одного этапа к другому. Видимо, в начале Ариеле в какой-то степени нужна была я – она прислушивалась к моим советам, я знакомила ее с моими московскими друзьями, доставала ей билеты в недоступные тогда театры, мы ходили по мастерским моих друзей-художников (так потом, кстати, у нее оказывались картины Слепышева и Хамдамова). Но когда я приезжала в Париж, тут она руководила мной, и мы вместе бегали на выставки, спектакли, концерты, в любимые ее магазины. Во всяком случае, к концу наших отношений я уже не могла обходиться без Ариелиных советов: как одеться, как развесить картины и расставить мебель, что и где купить. Она тащила меня то в Вильнюс – пожить в их роскошной гостинице, то летом в Канны, где она заранее, с зимы бронировала нам на лето номера в знаменитом отеле Карлтон, то в Opera Bastille на первый прогон какой-нибудь оперы.

Раньше, когда она чувствовала себя здоровой, она – из интереса к «познанию всякого рода мест» – ездила со мной на гастроли и кинофестивали в разные города. Помню, мы приехали в Ташкент, где у меня был концерт, поехали оттуда в Самарканд и Хиву, бродили среди уникальных храмов с голубой мозаикой – у Ариелы всегда было обостренное внимание к изобразительному искусству. Может быть, это шло от Эдуарда, друга ее отца, который в то время учился в Париже, – пожилого респектабельного галериста, с которым я успела познакомиться и видела, как тот учил и опекал Ариелу. А когда мы с ним ходили ужинать в ресторан «Липп», он обязательно заказывал на кухне и еду в судках – мы с Ариелой потом несколько дней ею питались. Его забота о ней была уникальна, и он относился к ней как к своей дочери, может быть, потому, что знал отца Ариелы. Думаю, что именно Эдуард научил Ариелу так тонко разбираться в живописи.

Ариела старалась не пропустить ни одну выставку картин, будь то в Москве, Париже или Лондоне. В течение всей нашей многолетней дружбы я наблюдала процесс ее самообразования и бесконечного ученичества – и в живописи, и в литературе, и в театре. Ее оценкам я доверяла безоговорочно.

Она прожила очень трудную, но удивительно интересную жизнь. Ее энергия, желание, несмотря на свою болезнь, жить полноценно, не упуская ничего интересного вокруг, заставляли и меня жить в немного завышенном для меня ритме. Мы успевали за какой-нибудь один парижский день обежать все магазины на Фобурж Сент-Оноре, пообедать в каком-нибудь известном и вкусном ресторане, а вечером успеть в Комеди Франсез на «Гамлета», например. Ее энергия заражала многих. Я думаю, что когда они с братом Беном лет 25 назад начинали бизнес – инициатором и вдохновителем идей была Ариела. Несмотря на внешнюю хрупкость, внутренний стержень у нее был очень крепкий – она всегда добивалась, чего хотела. И не гнушалась никакой черной работой.

Она напоминала мне героиню из пьесы Шоу «Миллионерша», у которой из «ничего» возникали деньги. Как и у этой героини, у Ариелы был, конечно, талант бизнесмена. Единственное, чего ей не хватало – здоровья и сил. Когда они строили гостиницу под Вильнюсом, Ариела была центром. Она могла бесконечно летать то в Италию, то в Париж, чтобы выбрать именно ту ткань на занавески и покрывала, которую она считала нужной. Это ее вкусом обставлен каждый номер в «Villon’е», где номера не похожи один на другой. Это Ариела со знанием дела выбирала картины в номера и в фойе. Это она пригласила Рустама Хамдамова в Вильнюс, чтобы он рисовал там заказанные Ариелой для гостиницы картины. Это она, учитывая опыт парижских ресторанов, вычищала и вычищала меню, пока их ресторан не стал одним из самых лучших в Вильнюсе.