Читать онлайн «Описание земли Камчатки». Страница 78

Но его решение вопроса, откуда жители в Америке, кажется мне не довольным к совершенному доказательству их происхождения. Ибо хотя положить, что американцы корякской природы, хотя, по близости расстояния между Чукотским носом и Америкою могли переезжать из Америки в Азию и из Азии в Америку, однако из того столь же мало следует, что американцы из Азии, так и то, что коряки из Америки.

Но, по моему мнению, последнее с большим еще основанием утверждать можно, ибо кажется странным, чтоб бесчисленное множество американцев произошло от коряков, которых всех купно с камчадалами и чукчами не будет и тридцати тысяч. Разве так думать, что большая часть переселилась в Америку, а на Камчатке остались немногие люди. Но сие искусным в языках и испытателям в языках и испытателям древности оставляется на рассуждение.

Может быть и то не без основания заключается, что в Америке жители из Африки, и ежели то правда также и объявленное сходство американцев с коряками, то коряков можно почесть за народ американский, которые по какой-нибудь причине принуждены были оставить отечество и поселиться в сей стране, однако в обоих случаях не можно сказать, чтоб американцы произошли от корякского народа, но паче что коряки некая часть американцев.][366]

До покорения российскому владению дикий оный народ жил в совершенной вольности; не имел никаких над собою начальников[367], не подвержен был никаким законам и дани никому не плачивал. Старые и удалые люди имели в каждом острожке преимущество, которое, однако же, только в том состояло, что их советы предпочитались; впрочем, было между ними равенство, никто никем повелевать не мог и никто сам собою не смел другого наказывать.

По внешнему виду сей народ и сходен с другими сибирскими народами, и некоторую имеет отмену, почему оный легко распознать можно, как уже выше показано.

Сходство состоит особливо в том, что они телом смуглы и черноволосы, что глаза у них малы и лица плоски; а несходство, что лица у камчадалов не столь продолговаты и скуласты, как у других народов, что щеки у них одутловаты, губы толсты и рот превеликий, роста все по большей части среднего, плечисты и присадисты, особливо кои живут при море и морскими зверями питаются. Великанов по всей Камчатке не примечено.

В житье гнусны, никакой чистоты не наблюдают, лица и рук не умывают, ногтей не обрезают, едят из одной посуды с собаками и никогда ее не моют, все вообще пахнут рыбою, как гагары, волосов на голове не чешут, но расплетают на две косы, как мужчины, так и женщины.

У которых баб долгие косы, те для красы расплетают их на многие мелкие косы, а потом в две большие соединяют и, закинув на спину, связывают на конце веревочкой. Когда волосы из кос выбиваются, то пришивают их нитками, чтоб были гладки, и потому они столь вшивы, что рукою, как гребнем, подняв косы, их чешут и, сметая в кучу, пожирают, как выше показано.

А у которых волосы малы, те парики объявленным образом сделанные носят, которые весом бывают до десяти фунтов и голову сенною копною представляют; впрочем, женский пол красивее и, кажется, умнее, чего ради из баб и из коекчучей их больше шаманов, нежели из мужеского пола[368].

Платье носят из звериных кож; питаются кореньем, рыбою и морскими зверями. Живут зимою в земляных юртах, а летом в балаганах; в зимнее время ездят на собаках, а летом, где судовой ход, батами, а где нет, пешие ходят. Тяжести мужчины на плечах, а женщины лбом носят.

О боге, пороках и добродетелях имеют развращенное понятие. За вящее благополучие почитают объедение, праздность и плотское совокупление; похоть возбуждают пением, пляскою и рассказыванием любовных басен по своему обыкновению. Главный у них грех – скука и неспокойство, которого убегают всеми мерами, не щадя иногда и своей жизни.

Ибо, по их мнению, лучше умереть, нежели не жить, как им угодно. Чего ради прежде сего самоубийство было у них последний способ удовольствия, которое до самого их покорения продолжалось, а по покорении так было умножилось, что из Москвы нарочные были указы, чтоб россиянам не допускать камчадалов до самовольной смерти[369].

Впрочем, живут они беззаботно, трудятся по своей воле, думают о нужном и настоящем, будущее совсем оставя.

Богатства, славы и чести не ведают, чего ради нет между ними сребролюбия, любочестия и гордости, но токмо роскошь и похоть со своими плодами, а притом ярость, ненависть и мщение, чего ради и войны, как между собою, так и с соседними народами, имели они не для распространения земли, ни для приобретения власти, но по причине какой-нибудь обиды или для похищения съестных припасов, а наибольше для девок, которых они могли в жены брать с меньшим трудом, нежели как добровольно, ибо им жены весьма доставались дорого, как о том в своем месте объявлено будет.

По той же причине и торги у них не для богатства были, но для получения нужного к содержанию. Корякам давали они соболей, лисиц, рослые белые собачьи кожи, сушеный мухомор и другие мелочи, а от них получали шитое оленье платье и кожи.

Между собою менялись тем, в чем один против другого имел изобилие и недостаток, в том числе почитались собаки, лодки, чаши, корыта, сети, крапива мятая и съестные припасы; а мена оная отправлялась под видом сведения дружбы, ибо когда кому что у другого нравилось или в чем случалась нужда, то должен он был к другому приехать в гости и сказать о том без зазора, что он в гости к нему приехал, хотя бы прежде и не имел с ним обхождения.

Тогда хозяину надлежало потчивать его по обычаю, обрать все, что понравится, и отпустить домой почти нагого, а потом самому к нему приехать и быть приняту равным образом, при которых случаях оба получали то, в чем имели нужду, но о сем в особливой главе писано будет пространнее.

Поступки их безмерно грубы. Учтивства в словах и поздравления нет в обычае. Шапок не скидают и не кланяются друг другу. Любопытны, и всякой вещи начало и происхождение объявить стараются, которое, однако же, не превосходит меры их понятия.

Все почти места в свете – небо, воздух, воды, землю, горы и леса – населили они различными духами, которых опасаются и больше бога почитают. Жертвы дают при всяком случае, а иных и болваны при себе носят или имеют в своих жилищах. А бога, напротив того, не токмо не боятся, но и злословят при трудных или несчастливых случаях.

Лет от рождения себе не знают. Счет хотя у них и до ста есть, однако так им труден, что без пальцев трех перечесть не могут. Всего смешнее, когда им надобно считать больше десяти, тогда они, пересчитав пальцы у рук и сжавши обе руки вместе, что значит десять, остальное досчитают ножными перстами. Буде же число превзойдет двадцать, то, пересчитав пальцы у рук и у ног, в некоторое приходят изумление, и говорят: «Мача?» то есть «где взять».