Читать онлайн «Язык мой - друг мой». Страница 74

Он недоверчиво взглянул на меня:

— Нет, Витя, давай за работу, выписывай запчасти.

Делать нечего, я засучил рукава и взялся за эту идиотскую писанину. Сижу, выписываю как бог на душу положит. Тут звонит телефон, и я становлюсь невольным свидетелем разговора Брежнева с А. П. Кириленко. Чтобы не брать трубку в руки, Генсек нажимает кнопку громкой связи. Кириленко говорит, что хотел бы съездить в отпуск. Леонид Ильич спрашивает его:

— А зачем?

Тот отвечает, что, мол, надо здоровье поправить. Брежнев ему добродушно говорит:

— Ну ладно, поезжай. Да, кстати, тут Косыгин предлагает провести пленум по вопросам пьянства. Не знаю, не думаю, что это сейчас своевременно.

Кириленко, тогда второй человек в партии, немедленно соглашается:

— Да нет, не надо. У нас пили, пьют и будут пить.

Поговорив с Кириленко, Генсек покачал головой и как-то отрешенно произнес:

— Да-а, ну и коллеги у меня: кто в отпуск, кто еще куда-а… А ты сиди один, дядя Леня, и мудохайся…

После пребывания в Кемп-Дэвиде мы вернулись на два дня в Вашингтон. Состоялся ответный обед в нашем посольстве и подписание заранее согласованных двухсторонних документов. А 22 июня на президентском «боинге» Никсон с Брежневым отбыли в Калифорнию. Лететь предстояло несколько часов. Никсон предложил Брежневу воспользоваться президентской спальней на борту самолета, и тот, не скрывая радости, отправился спать. Никсон остался в салоне-гостиной.

Полет проходил над Гранд-Каньоном, одним из естественных чудес Нового Света. Когда мы подлетали к нему, Никсон сказал мне, что хотел бы показать Брежневу эту нерукотворную красоту природы. Я, разумеется, обратился к старшему адъютанту Брежнева, генералу Александру Рябенко, и тот нехотя пошел будить Генсека. Через некоторое время Брежнев присоединился к президенту в его салоне.

Пилоты специально снизили высоту полета и даже слегка накренили самолет на одно крыло, чтобы высокопоставленному гостю было удобнее смотреть в иллюминатор. Особых восторгов Брежнев не выказал и заметил лишь, что видел этот каньон в американских фильмах-вестернах, которые он очень любит, с их ковбоями, стрельбой и драками. Он даже вспомнил какой-то фильм, просмотренный им незадолго до визита, и, к моему удивлению, назвал имя Чака Коннорса, актера, исполнившего в нем роль главного героя. При этом Брежнев даже изобразил, как тот стреляет сразу из двух кольтов от бедра.

Мы приземлились на военной базе и уже оттуда вертолетом взяли курс на калифорнийскую резиденцию Никсона в Сан-Клементе. Дом Никсона назывался «Каса Пасифика», что с испанского можно перевести как «Дом Мира». Об этом не без гордости сообщил президент своему гостю.

Брежнев неплохо отдохнул в самолете и чувствовал себя довольно бодро. Погода стояла замечательная. Сразу же за территорией резиденции начинался спуск к океану, со стороны которого постоянно доносился мерный шум прибоя.

И этот президентский дом выглядел куда скромнее наших правительственных громад. Построен на испанский манер: четырехугольный, с внутренним двориком, усаженным цветами и низким кустарником.

Брежнева поселили в спальне одной из дочерей Никсона, спальню второй дочери заняли старшие адъютанты Генсека — Рябенко и Владимир Медведев. Мне выделили домик садовника. Его дверь открывалась в единственную комнатку, где стояли кровать, туалетный столик с зеркалом и узкий шкаф для одежды. К своей радости, в комнате я обнаружил телефонный аппарат прямой связи с Москвой. По такому же Брежнев разговаривал с Москвой из Канады. Эти аппараты устанавливались на всем пути нашего следования. Из любого места Брежнев мог связаться со столицей. И не только он, но и сопровождающие его лица. На таком порядке мы настояли заранее, потому что годом раньше, во время визита Никсона в СССР, по просьбе американцев подобные телефоны были установлены у нас.

В честь своего гостя Никсон устроил большой прием на лужайке, посреди которой располагался красивый бассейн. Среди приглашенных был будущий президент США Рональд Рейган. Присутствовали также местные политические деятели и бизнесмены. Но сильнее всего притягивала к себе взгляды довольно многочисленная группа кинозвезд из Голливуда. Каждый участник приема проходил мимо президента и его высокого гостя, приветствуя их и обмениваясь с ними короткими репликами. Переводил Брежневу мой коллега Вавилов. А я тем временем отводил душу, общаясь с моим любимым певцом Фрэнком Синатрой, с которым познакомился еще в 1959-м, в Голливуде, в дни визита Хрущева в США.

Об этом приеме на лужайке вспоминают в своих мемуарах и Никсон, и Киссинджер. Первый пишет, что список гостей напоминал справочник «Кто есть кто в Голливуде». Киссинджер, напротив, утверждает, что многие из голливудских звезд, которым были разосланы приглашения, не пришли на прием из-за разгоревшегося вокруг Никсона скандала, связанного с Уотергейтом. Со своей стороны скажу, что на этом приеме кинозвезд было все-таки немало, и я с удовольствием с ними беседовал.

Вечером того же дня Никсон пригласил Брежнева на ужин. И здесь я должен поспорить как с Киссинджером, так и с нашим тогдашним послом Добрыниным, которые в своих мемуарах отмечают, что на этом ужине присутствовали министры иностранных дел и сами авторы. Истины ради я утверждаю, что память их подвела. На том ужине было всего лишь трое: Никсон, Брежнев и, в силу необходимости, я.

Ужин проходил в небольшой столовой президентского дома. Поскольку Брежнев приехал в Америку без жены, то и супруга Никсона, Патриция, хотя и прилетела в Калифорнию, на ужине не присутствовала.

Когда сели за стол, накрытый на троих, по тарелкам уже была разложена легкая закуска из даров моря — креветок, кусочков различных рыб, а также зелени. Открылась дверь, и вошел официант-филиппинец, услугами которого пользовался Никсон. Он принес запотевшую бутылку «Столичной» и налил каждому в рюмку водки. Никсон не преминул заметить, что он специально припас эту бутылку для своего гостя.

Брежнев поднял рюмку, произнес короткий тост и залпом, по-русски, выпил. Никсон поначалу сделал маленький глоток, по-американски, но, увидев, как поступил Брежнев, последовал его примеру.

После перемены блюд снова появился филиппинец, теперь уже с бутылкой сухого вина. Разлил, вышел. Брежнев взглянул на вино, затем повернулся ко мне и спросил: не могу ли я попросить Никсона вернуть официанта с той «Столичной»? Никсон в свою очередь обратился ко мне: