Читать онлайн «Быть Хокингом». Страница 75

По возвращении домой нас ожидал приятный сюрприз. Мы уже запланировали небольшое торжество по случаю отъезда моих родителей и заодно отпраздновали получение Стивеном и Роджером Пенроузом медали Эддингтона от Королевского астрономического общества. Это была престижная награда; правда, мы не имели понятия о том, что она может значить для нас, потому что ничего подобного не ожидали. Тем не менее это известие напомнило Стивену о том, что следует оплатить членские взносы. Люси была намерена вернуться в Англию вместе с бабушкой и дедушкой и предусмотрительно упаковала чемодан. Она так расстроилась, когда поняла, что самолет улетел без нее, что нам пришлось устроить набег на ближайший KFC во имя ее душевного спокойствия.

Мартин Рис, ныне президент Королевского общества и глава Тринити-колледжа в Кембридже, но тогда, в 1975-м, просто наш искренний и преданный друг, согласился проголосовать за нас той весной на референдуме о вступлении Великобритании в Общий рынок. К сожалению, я думаю, что он потратил свое время абсолютно зря, так как голос Стивена (в чем я практически уверена) аннулировал мой голос (Стивен часто подстраивал такое на выборах). Из Калифорнии Великобритания казалась мне маленьким европейским островным государством, которому пора было занять свое подобающее место на Общем рынке, а не кичиться прежними заслугами и утраченным величием.

К счастью, так и произошло, несмотря на коварные планы Стивена саботировать мой голос.

Тем временем проделки Стивена множилось. В качестве своеобразного страхового полиса он поспорил с Кипом Торном о том, что созвездие Лебедь X-1 не содержит черной дыры, потому что чувствовал, что ему потребуется утешение в форме четырехлетней подписки на журнал Private Eye[117] в случае, если это подтвердится. Кип, со своей стороны, согласился получить годовую подписку на журнал Penthouse, если Лебедь X-1 все-таки содержит черную дыру. Кроме того, Стивен установил контакты с физиками, изучающими элементарные частицы, что означало распространение его интересов далеко за пределы горизонта событий, в самую глубь черной дыры. Он посещал лекции двух знаменитых физиков, Ричарда Фейнмана и Марри Гелл-Мана, за джентльменским поведением которых по отношению друг к другу скрывалась кровная вражда. Стивен присутствовал в тот момент, когда Фейнман объявился на первой из курса лекций Гелл-Мана. Заметив, что Фейнман вошел в аудиторию, Гелл-Ман сообщил, что посвятит этот цикл лекций обзору современного состояния физики элементарных частиц, и стал монотонно читать по бумажке. Через десять минут Фейнман поднялся и вышел из аудитории. Стивен весьма позабавился, когда Гелл-Ман издал глубокий вздох облегчения и заявил: «Ой, как замечательно, а теперь мы можем заняться делом!» – и начал рассказ о собственных последних исследованиях, представляющих собой передовой рубеж современной физики частиц.

Зиму можно было бы и не заметить, хотя порой шел сильный дождь, иногда по два-три дня подряд. Потом в чистейшем небе опять сияло солнце, а облака постепенно испарялись с горных вершин, являя взору великолепие сверкающих снежной белизной пиков. Дождь принес весну в каньоны, которые раньше были коричневыми, а теперь стали буйно зеленеть. По обочинам дороги на прибрежных утесах появились звездочки полевых цветов: оранжевые маки, голубые люпины, подсолнухи и маргаритки. Дождь не сделал наш образ жизни менее активным. В день рождения Джорджа Вашингтона в феврале мы выбрались из дома и вернулись через несколько часов, проехав 560 километров. Это был мой личный рекорд – я никогда не одолевала такую дистанцию за один день. Мы пробрались через вихревые ледяные туманы горы Паломар, чтобы увидеть самый большой в мире телескоп, а потом пересекли сушь пустыни Анза-Боррего, где зацветали миллионы бутонов. В марте, когда к нам в гости приехала мать Стивена и его тетя Жанет, мы снова втиснулись в машину и отправились в Национальный парк Джошуа-Три, высокогорное пустынное плато на высоте 1000 метров над уровнем моря, где коротколистная юкка красуется в похожих на лилии цветах. На меньшей высоте мы обнаружили заросли кактусов, которые называют «прыгающая чолья». Одна из этих чертовок прыгнула на меня и вонзила шипы в мою ногу – как это нелюбезно с ее стороны в день моего рождения, подумала я, – в особенности после того, как дети уже посидели на моем праздничном торте, который лежал на заднем сиденье автомобиля. Тетя Жанет оказала мне врачебную помощь, но торту уже ничто не могло помочь.

В апреле на заседании Папской академии наук в полном составе Стивену присудили Золотую медаль папы римского Пия XI за научные достижения. Как оказалось, концепция Большого взрыва в начале всего сущего нравится Ватикану. Галилей в кои-то веки обрел заступника: в своем обращении к почтенному собранию Стивен подал прошение о реабилитации памяти Галилея – через триста тридцать три года после его смерти.

Во время отъезда Стивена в Европу дети, Энни Дике и я отправились на кораблике на остров Каталина по очень неспокойному морю. В те дни остров был настоящей жемчужиной, не обремененной цивилизацией и дорожным движением. Больше всего нас впечатлило то, что дно нашей лодки было прозрачным. Вид спокойного мерцания подводных глубин, где водоросли вырастали длиной до шести метров, а рыбы, не замечая нашего присутствия, сновали между ними с молниеносной грацией, заворожил нас. Меня поразило то, что мы можем жить бок о бок с такой загадочной красотой буквально у наших ног, не обращая на нее никакого внимания. Посетив Каталину еще раз в 1996 году, я увидела остров, утративший свою девственную красоту – как над водой, так и под ней. Эта перемена была для меня символом изменений, произошедших с нами за этот период.

Поскольку год в Калифорнии подходил к концу, я могла подвести итог: хотя мы получили массу полезного опыта и положительных впечатлений, именно в этот период определился растущий разлом между нашим безоблачным образом в глазах общественности и сгущающимися тучами на личном фронте. Кроме того, я пережила жесткое столкновение с собственными ограничениями. Возможно, Люси и была отсталой пловчихой в свои три года; но я, определенно, оказалась отсталой матерью.

Все это время я непреклонно шла к цели – посвятив себя Стивену, дать ему шанс раскрыть свой гений. Но в этом процессе я ощутимо утрачивала собственную индивидуальность.

В Америке, где зарождалось движение за равноправие женщин и мужчин, считалось, что если женщина не работает к тому времени, когда ребенку исполнилось два года, то она жалкая неудачница с огромной брешью в области «самореализации». Поэтому я с головой окунулась в омут суматошной активности. Бесконечный поток посетителей, каждый день новые лица, книги из библиотеки и, конечно же, дети – все это более-менее отвлекало меня от влияния жизни на краю Калтеха, водоворота, обесценивающего любого, кто не является научным гением международного масштаба. Калтех являлся храмом, куда посвященные приходили возложить дары на алтарь науки, в частности физики; все остальные были не в счет. Клуб для жен доблестно сражался за своих членов, развлекая их поездками в Музей Гетти, на концерты и в театры; но жены были несчастны, обесценены и деморализованы одержимостью мужей наукой.