Читать онлайн «Сталин. Жизнь одного вождя». Страница 43

Таким же консерватизмом отличались и театрально-музыкальные вкусы Сталина. Склонного к экспериментам театрального режиссера Мейерхольда[266] Сталин осуждал за «кривляние» и «выверты»[267]. Регулярно посещая театры, Сталин предпочитал классическую драматургию, оперу и балет. По свидетельству дочери Сталина Светланы, он собрал большую коллекцию пластинок русских, грузинских, украинских народных песен, а «иной музыки он не признавал»[268]. Это преувеличение. Однако Сталин явно не был тонким ценителем музыки и ограничивался привычным и понятным. На пластинках он ставил незамысловатые оценки – «плохая», «дрянь», «пустое»[269]. Многочисленные официальные приемы в Кремле из года в год сопровождались концертами с однообразным и строго традиционным музыкальным репертуаром[270]. Сталин был инициатором кампаний против новых форм в музыке, заклейменных как «формализм»[271]. Одной из наиболее известных жертв сталинского недовольства «формализмом» был композитор Д. Д. Шостакович[272].

В области изобразительного искусства, которое также находилось под гнетом жесткой цензуры и «социалистического реализма», Сталин, по мнению современного исследователя, был «малосведущ». Он обладал «традиционалистскими вкусами среднего российского обывателя». В живописи ценил «понятный сюжет, натуроподобность изображения, манеру исполнения гладкую, «без мазков»»[273]. Несомненным отражением сталинских предпочтений является само живописное наследие его эпохи – монументальные изображения вождей и передовиков производства, всех исключительно в героических позах и однообразных. Уцелевшая живопись современных направлений в лучшем случае попадала в музейные запасники, подальше от глаз. В подтверждение своеобразных вкусов вождя нередко приводят свидетельства его дочери Светланы о ближней даче: «[…] На стенах комнат и зала были развешаны увеличенные фотографии детей – кажется, из журналов: мальчик на лыжах, девочка поит козленка из рожка молоком, дети под вишней, еще что-то… В большом зале появилась целая галерея рисунков (репродукций, не подлинников) […] изображавших советских писателей […] Тут же висела в рамке, под стеклом, репродукция репинского «Ответа запорожцев султану»– отец обожал эту вещь и очень любил повторять кому угодно непристойный текст этого самого ответа […] Все это было для меня абсолютно непривычно и странно – отец вообще никогда не любил картин и фотографий»[274]. Читателей этих воспоминаний нужно предостеречь от одной ошибки. Распространено мнение, что Сталин развешивал на стенах вырезанные из журналов репродукции. Это не так. Увеличенные фотографии из журналов и репродукции картин изготавливались специально в типографии, а затем вставлялись в рамки. Помимо произведений, перечисленных Светланой Аллилуевой, в разное время на стенах сталинской дачи появлялись другие репродукции «классики» советской живописи, в том числе с изображениями самого вождя[275]. Однако эти уточнения не отрицают главного: Сталину действительно нравились картинки «из жизни» и торжественные образцы живописи «социалистического реализма» – запечатленные на века радостные встречи вождей, аплодисменты и светящиеся лица народа. В живописи, как и повсюду, Сталин не переносил «сумбур».

Художественные вкусы Сталина в определенной мере были взаимосвязаны с его собственной манерой письма и изложения мыслей. Неоднократно отмечалось, что Сталин был плохим оратором. В этом нетрудно убедиться и сегодня, прослушав сохранившиеся граммофонные записи его выступлений. Однако письменные тексты Сталина были скроены гораздо лучше, чем выступления-импровизации. Стиль Сталина-писателя стремился к максимальной четкости и простоте, переходящей в упрощения. Сталин использовал многочисленные повторы, словно вколачивал в сознание людей ту или иную идею. Не обладая (в отличие от многих других большевистских ораторов и публицистов) блеском изложения, Сталин игнорировал его вообще. Его тексты скучны, но зато доступны. Он был мастером лозунгов и штампов. В обществе, где образование разливалось вширь, но не отличалось глубиной, особенно в гуманитарной сфере, такие публицистические таланты представляли немалую силу.

Родным языком Сталина был грузинский. Исключительно на нем он разговаривал в детстве, на нем в юности писал стихи и революционные статьи. Грузинским языком Сталин от случая к случаю пользовался и в дальнейшем. В возрасте 8–9 лет Иосиф начал изучать русский. Он освоил его превосходно, как второй родной язык. Однако до конца своих дней Сталин говорил с сильным акцентом. «Акцент» сохранялся также в его письменных текстах. В целом Сталин грамотно и выразительно писал по-русски. Однако периодически допускал режущие ухо стилистические обороты и нелепое использование слов. Исследователи сталинского языка приводят на этот счет немало примеров из опубликованных работ вождя:

«Чем сильнее беснуются враги […] тем больше накаляются большевики для новой борьбы». «Группа Бухарина […] бросает палки в колеса». «Если один конец классовой борьбы имеет свое действие в СССР, то другой ее конец протягивается в пределы окружающих нас буржуазных государств», «революция […] всегда одним концом удовлетворяет трудящиеся массы, другим концом бьет тайных и явных врагов этих масс»[276].

Немало подобных свидетельств содержится и в служебных текстах, не предназначенных для публикации. Как секретарь ЦК партии Сталин просматривал перед окончательным оформлением решения Политбюро и нередко вносил в них правку. В ряде случаев недостаточное знание русского языка подводило его. Так, постановление от 8 января 1925 г. «утвердить решение комиссии о высылке Дворжеца в концентрационный лагерь» после правки Сталина приобрело такой вид: «утвердить решение комиссии с заключением Дворжеца в концентрационный лагерь». Сталин справедливо хотел указать на то, что в лагеря не высылают, а заключают, но не сумел сделать это правильно. Фразу «не может пройти молча мимо» Сталин поменял на фразу «не может пройти молчанием»[277] и т. д.

Сведения о степени владения Сталиным другими языками туманны. До революции он несколько раз посещал Европу (Берлин, Стокгольм, Лондон, Вену, Краков). Однако вряд ли во время этих поездок у него была возможность и необходимость всерьез заниматься иностранными языками. За границу он выезжал по партийным делам и общался со своими товарищами по партии. Известную работу по национальному вопросу, в которой использовалась немецкоязычная литература, Сталин писал в 1913 г. в Вене с помощью консультантов, знавших немецкий язык. Находясь в 1913–1917 гг. в ссылке в Туруханском крае, Сталин явно пытался заниматься языками. Он просил прислать ему книги немецких авторов (хотя неясно, на каком языке). В феврале 1914 г. он писал в Париж в общество помощи русским ссыльным с просьбой прислать франко-русский словарь и какие-нибудь английские газеты. В мае 1914 г. в письме Сталина Зиновьеву содержалась фраза, позволяющая полагать, что Сталин изучал английский: «Очень прошу прислать какой-либо (общественный) английский журнал (старый, новый, все равно – для чтения, а то здесь нет ничего английского, и боюсь растерять без упражнения уже приобретенное по части английского языка)». В ноябре 1915 г. Сталин вновь писал товарищам: «Не пришлете ли чего-либо интересного на французском или английском языке»[278]. В 1930 г., находясь в отпуске на юге, Сталин просил жену прислать ему учебник английского языка[279]. Насколько серьезными были намерения Сталина заниматься языками? Как далеко он продвинулся? Ответа на эти вопросы у нас нет. Во время своих многочисленных встреч с зарубежными представителями он, насколько известно, никогда не пытался демонстрировать знание языков.