Читать онлайн «Вторая мировая война». Страница 28

Уже со времени конференции в Стрезе стало ясно, что Муссолини готовится захватить Абиссинию. Было очевидно, что английское общественное мнение враждебно отнесется к такому акту итальянской агрессии. Те из нас, кто видел в гитлеровской Германии угрозу не только для мира, но и для нашего существования, страшились этого перехода державы первого ранга, какой в то время считалась Италия, с нашей стороны на противоположную.

С наступлением лета началось непрерывное движение итальянских воинских транспортов через Суэцкий канал, и в результате на восточной границе Абиссинии были сосредоточены крупные силы и большое количество военного снаряжения. 24 августа кабинет принял решение и объявил, что Англия выполнит свои обязательства, вытекающие из заключенных ею договоров и устава Лиги Наций. Это немедленно вызвало кризис в районе Средиземного моря.

К этому времени министр по делам Лиги Наций Энтони Иден, который занимал положение, почти равное положению министра иностранных дел, уже в течение нескольких недель находился в Женеве, где ему удалось убедить ассамблею в необходимости санкций против Италии в случае ее вторжения в Абиссинию. Санкции означали лишение Италии всякой финансовой помощи и товарных поставок и оказание всей финансово-экономической помощи Абиссинии. Для такой страны, как Италия, которая по многим видам материалов, необходимых для войны, зависела от беспрепятственного импорта из заморских стран, это было действительно колоссальной помехой. Рвение, проявленное Иденом, его выступление, провозглашенные им принципы привлекли основное внимание ассамблеи. Министр иностранных дел сэр Сэмюэль Хор, прибыв 11 сентября в Женеву, сам обратился к ассамблее:

«Прежде всего я хочу подтвердить поддержку Лиги правительством, которое я представляю, и интерес английского народа к коллективной безопасности… В соответствии со своими точными и ясно выраженными обязательствами Лига и вместе с ней моя страна стоят за коллективные меры по поддержанию устава во всей его полноте и, в частности, за неуклонное и коллективное сопротивление всем актам неспровоцированной агрессии».

Я вспоминаю, что, несмотря на мою озабоченность германской проблемой и несмотря на то, что мне не очень нравилось, как велись в то время наши дела, эта речь произвела на меня огромное впечатление, когда я прочел ее под лучами солнца Ривьеры. Она всех взволновала и вызвала широкие отклики в Соединенных Штатах. Она сплотила в Англии всех, кто выступал за неустрашимое сочетание справедливости и силы. Это по крайней мере была политика. Если бы оратор понимал, какие колоссальные возможности открылись в этот момент перед ним, он, может быть, действительно смог бы в течение некоторого времени вести за собой мир.

Вескость этих заявлений проистекала из того факта, что за ними, как и во многих случаях в прошлом, имевших жизненно важное значение для прогресса и свободы человечества, стоял британский флот. Первый и последний раз Лига Наций, по-видимому, имела в своем распоряжении реальную силу. Это были международные полицейские силы, опираясь на которые можно было применить всевозможные методы дипломатического и экономического нажима и убеждения. 12 сентября, то есть на следующий день, когда линейные крейсера «Худ» и «Ринаун», сопровождаемые 2-й эскадрой крейсеров и отрядом эсминцев, прибыли в Гибралтар, всюду царило убеждение, что Англия подкрепит свои слова делом. Подавляющая часть общественности Англии немедленно выступила с поддержкой действенной политики. Считалось само собой разумеющимся, что это заявление и переброска военных кораблей не могли быть сделаны, если бы специалисты военно-морского министерства не произвели тщательных расчетов, какие силы флота потребуются на Средиземном море для успешного выполнения наших задач.

В октябре Муссолини, не встретив помех со стороны английского флота, переброска которого запоздала, бросил итальянские армии против Абиссинии и начал вторжение. 10 октября ассамблея Лиги пятьюдесятью голосами суверенных государств против одного постановила принять коллективные меры против Италии, и был создан «комитет восемнадцати», который должен был предпринять дальнейшие попытки добиться мирного урегулирования.

Оказавшись перед лицом таких обстоятельств, Муссолини выступил с недвусмысленным заявлением, свидетельствовавшим о его глубокой проницательности. Вместо того чтобы сказать: «Италия ответит на санкции войной», он сказал: «Италия ответит на них дисциплиной, умеренностью и готовностью пойти на жертвы». В то же время, однако, намекнул, что не потерпит применения таких санкций, которые помешают его вторжению в Абиссинию. Если его действия окажутся под угрозой, он начнет войну против всякого, кто будет стоять на его пути.

«Пятьдесят стран! – сказал он. – Пятьдесят стран, предводительствуемых одной!» Такова была обстановка в период, предшествовавший роспуску парламента и всеобщим выборам в Англии, которые согласно конституции должны были состояться в это время.

Кровопролитие в Абиссинии, чувство ненависти к фашизму и призыв Лиги к применению санкций вызвали потрясение в английской лейбористской партии. Профсоюзные деятели, особенно Эрнест Бевин, по своему темпераменту отнюдь не были пацифистами. Решительный класс трудящихся был охвачен сильным стремлением драться с итальянским диктатором, осуществить энергичные санкции и в случае необходимости пустить в ход британский флот. На митингах, происходивших в атмосфере возбуждения, произносились резкие и горячие речи.

Однако такое пробуждение страны не отвечало ни взглядам, ни намерениям Болдуина. И только спустя несколько месяцев после выборов я начал понимать, на каких принципах строились санкции. Премьер-министр заявил, что, во-первых, санкции означают войну; во-вторых, что он твердо решил не допустить войны; и, в-третьих, что он решил осуществить санкции. Эти три условия были явно несовместимы. Под руководством Англии и под давлением со стороны Лаваля комитет Лиги Наций, которому поручили разработать программу санкций, воздерживался от таких санкций, которые могли бы спровоцировать войну. Поставки многих товаров, в том числе и военных материалов, в Италию были запрещены, и был составлен внушительный план. Но нефть, без которой абиссинская кампания не могла бы продолжаться, свободно поступала, так как все понимали, что приостановить поставку ее означало развязать войну. В этом вопросе позиция Соединенных Штатов, не члена Лиги Наций, но главного в мире поставщика нефти, хотя и благожелательная, все же не была ясна. Кроме того, прекращение поставок нефти Италии требовало прекращения таких поставок и Германии. Экспорт алюминия в Италию был строжайше запрещен; но алюминий был почти единственным металлом, производившимся Италией в количестве, превышавшем ее потребности. Ввоз в Италию железного лома и железной руды был также категорически запрещен во имя общественной справедливости. Но, поскольку итальянская металлургическая промышленность мало использовала их и поскольку это запрещение не распространялось на стальные болванки и чугун, Италия не испытывала никаких затруднений. Таким образом, меры, на проведение которых столь шумно настаивали, не были реальными санкциями, способными сковать агрессора. Это были лишь такие нерешительные санкции, которые агрессор стал бы терпеть, ибо они, хотя и создавали затруднения, на деле разжигали воинственные настроения итальянцев. Поэтому Лига Наций взялась за спасение Абиссинии, заранее убежденная в том, что ничем нельзя помешать вторгшимся итальянским армиям. Во время выборов все эти факты не были известны английской общественности. Англичане искренне поддерживали политику санкций и полагали, что это верный способ положить конец действиям Италии против Абиссинии.