Читать онлайн «Слеза чемпионки». Страница 45

Перед открытием Игр нам представили заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС Марата Грамова. Мы сидели и тихо смеялись. Грамов олицетворял собой совершенного чиновника. Человек в футляре. Если он правильно называл вид спорта и фамилию выступающего в нем спортсмена, то обязательно путал имя. Если имя и фамилия совпадали, то он путал вид спорта. Он говорил: «Вот наша Ирочка Роднина». Я тут же вылезала с подсказкой: «фигуристка». Мы ему все время, якобы тихо, подсказывали свое имя или вид спорта. Сергей Павлович не выдержал и кулаком мне погрозил. Выступал человек, а откуда он взялся? Чего он нам рассказывает? Мы приехали на Олимпиаду с четкой задачей выполнить свои планы. А тут совершенно посторонний и странный человек. Никто и подумать не мог, что на ближайшее десятилетие он станет в спорте фигурой номер один. Министром вместо Сергея Павловича.

В Лейк-Плэсиде Володя Винокур не отходил от Харламова. Володя состоял в так называемой группе поддержки. Туристов из СССР не наблюдалось. Приехала группа специалистов. «Поддержку» оказывал не только Винокур, но и Лева Лещенко. Они нас немножечко отхаживали. Концерты и встречи проходили в мужском корпусе.

Я попала на тот хоккейный матч, который наши — несомненно лучшие тогда в мире хоккеисты — проиграли студенческой сборной США со счетом 3:4. Нас, советских, собралось совсем ничего. Я сидела на ступеньках рядом с Винокуром и Лещенко. Наконец этот кошмар закончился, зал реально сходил с ума. Мы даже не могли ничего крикнуть: наши пять-шесть голосов никто бы не услышал. А зал просто бесновался. Ребята ушли в свой автобус, а мы пытались проскочить на ту стоянку, что была отведена для спортсменов. Идти всего ничего, все очень близко. Надо только чуть-чуть спуститься вниз. Меня так толкали и пинали, что я первый раз в жизни шла, прикрывая советский герб. Вроде бы я просто в красной куртке. Но когда у меня на спине читали: «си-си-си-пи», тут я слышала такое. Я выскочила на улицу, через всю эту толпу нам предстояло еще идти до автобусов. Но, слава богу, мимо ехал микроавтобус итальянской команды, и Карло Фасси втянул меня в салон. Иначе я по пути к автобусам могла и тумаков получить. Публика сошла с ума. А когда мы заскочили к ребятам вечером, там стояла гробовая тишина. Сидел в холле один Тихонов. У него был взгляд человека, который находится не в нашем мире. Он сидел и в тысячный раз просматривал видеозапись матча.

Сезон семидесятого — семьдесят первого годов вышел безумно тяжелым. Прежде всего из-за эпопеи с прививкой от холеры и пропавшими тромбоцитами. Но и без всякой холеры у нас с Лешкой уже накопились и болячки, и разногласия, и непонимание. Весной семьдесят первого нам полагалось идти на доклад в отдел фигурного катания, чтобы там утвердить планы на следующий сезон. Мы сдавали такие бумажные «лопухи» и на них карандашиком рисовали графики нагрузок, писали количество прокатов, число элементов. Сами рисовали и сами всё писали. Чем сильно отличались от нынешних звезд.

Конечно, первым план писал Жук, а дальше мы сдавали ему свои произведения, которые он только корректировал. Можно назвать это совместной работой тренера и спортсмена. В этой общей деятельности и заключался так называемый установочный сбор. В комитете рассматривали наши планы, сравнивая их с теми, что мы представляли в предыдущем году. Изучали, что мы там поменяли. То есть мы конкретно сдавали некий экзамен, какие элементы мы хотим улучшить, какие новые выучить. Изучали наши графики: к какому дню должна быть готова программа, когда первый прокат и какое количество прокатов намечается до соревновательного старта.

Абсолютно плановое хозяйство, по неделям, по дням все расписывалось. Не по декадам или месяцам, по неделям! Нагрузки по количеству элементов, по количеству прыжков. Я думаю, уже давно такого нет. Поэтому мои дневники имеют, вероятно, колоссальную ценность. После Олимпийских игр 1976 года отдел фигурного катания переезжал из одной комнаты в другую, и я помню, как увидела лежащие на полу папки, а в них планы, которые сдавали Белоусова и Протопопов. Я взяла на память парочку их планов. Честно скажу, когда я подошла к самому тяжелому для себя периоду в спорте, то два последних сезона работала, во многом ориентируясь на планы подготовки Протопопова. Я же пришла к такому же возрасту, как когда-то у них, и, следовательно, нагрузки получались похожими.

То, что парное катание, причем не без нашего участия, ушло далеко от Протопоповых, меня не смущало. Используя его планы, мы свой технический уровень не теряли. Но систему нагрузок, принятых у Жука, человек к тридцати годам уже не может выдерживать. У Жука была одна система: загонять до могилы, а если к чемпионату Советского Союза очухаешься — значит, ты герой. Стас сам был физически очень крепким человеком, но его техника от «физики», вот он и шел, ведомый своей интуицией, и верил, что физически крепких людей можно вытащить на самый высокий уровень. Большинство травм происходило не из-за технически сложных элементов, а потому, что спортсмены физически были не готовы преодолевать такие нагрузки.

На каком-то обсуждении, когда мы втроем сидели, я сказала, я же честная девочка, что предупреждаю — это мой последний сезон. После Олимпийских игр я заканчиваю. Возникла долгая пауза, потом и Уланов, и Жук начали на меня хором кричать. Они к такому повороту были совершенно не готовы. Жук явно планировал работать с нами еще несколько лет, хотя я тогда не понимала — каким образом? Как я уже говорила, разногласий между нами накопилось довольно много. Все это я им высказала, как человек независимый. Более того, я считала, что я все сделала правильно, поставив их в известность как партнеров по работе. С грехом пополам на следующий день мы в комитете утвердили планы. Но я заметила, что каждый из них сделал поправки после моего заявления. А для меня оно не было чем-то исключительным. Я собиралась работать точно так же, как до него. Я себе и думать не позволяла, что катаюсь последний год, но четко понимала, вот он — мой рубеж: мои первые и последние Олимпийские игры.

Итак, весной семьдесят первого года мы сдавали свои планы до весны семьдесят второго. То есть включая Олимпиаду в японском городе Саппоро. У фигуристов сезон заканчивается в апреле. В мае установочные сборы, а с июля начинается подготовка к новому сезону. Июнь, как правило, мы отдыхаем или проводим сборы по общефизической подготовке.

После моего честного объявления Жук стал совсем по-другому к нам относиться. Я же жила как прежде, приходила и отрабатывала ровно столько, сколько он заказывал, плюс еще что-нибудь, если оставались силы. А силы у меня всегда были, уж не знаю почему. Чемпионат Союза мы проскочили без явных провалов, на чемпионате Европы вроде тоже все нормально. Со Смирновой — Сурайкиным мы уже вроде как разобрались, они не соперники, немцы еще были слабые. Какой-то конкуренции ни от канадцев, ни от американцев не возникло.