Читать онлайн «На штурм пика Ленина». Страница 3

В дыму песка, в бреду солнечной одури поезд подошел к одному из оазисов в Дейнау.

Здесь район сплошной коллективизации и первая машинная станция. Мы идем по извилистым уличкам селения. В воздухе, как эхо далекой грозы, звучит уханье каких-то моторов. Когда мы попали на край селения, мы увидели дымку над полями – это тракторы. Они ухают и дымятся, как орудия в бою.

Хлопковый клин этого района – 9 600 га. Район имеет 66 машин. Это самая большая станция в Туркменистане. Эта станция описана Павленко в «Рабочей газете».

Еще в январе жители этого района видели трактор только на плакате, а о том, что он делает, рассказывали сказки, серьезно обсуждая, может ли он, например, доить корову или пасти овец. Одни уверяли, что машина, как пишут, все может делать, другие оспаривали, но никто толком не знал, что, собственно, она у них будет делать. В день прибытия тракторов жители всех аулов высыпали на дорогу. Они сидели толпами и ждали чудесных машин. Когда появилась тракторная колонна, все бросились в стороны, но скоро окружили машины и так шли с ними из аула в аул толпой, отрядом, процессией. На площади, где устроен был парад 66 машин, стоял рев, бесновались ослы и верблюды, плакали дети, стариков выводили под руки и они дрожащими руками ощупывали горячие тела тракторов. В этот день спокойный и сдержанный характер туркмена не выдержал и взорвался энтузиазмом. Люди здесь жили дикой и нищей жизнью. Они никогда не слышали о машине. Но вот впервые увидели ее и поняли, что начинается новая жизнь, что старому пришел конец. Туркмен не просто радовался приходу машин – нет, он был рад своей первой машине, он уважал свой первый трактор, пришедший на его поля.

Чайханэ превратились в клубы друзей машин. Молодые туркменские парни пришли проситься на тракторные курсы, и народные сказочники – бахши тогда же сочинили первые песни о железных ящерицах, которые сильнее верблюда и быстрее коня из Ахал-Теке и послушнее домашнего пса, откормленного на бараньих костях.

Впервые в этих местах пахали ночью. Небо над полями ночью горит голубым огнем. Земля, деревья, строения бледнеют и теряют свою законченность, расплываются и только тени предметов лежат черными, плотными фигурами среди блестящей голубой зыби. За селением– рокот тракторов. Чем дальше от уличек и чем ближе к полям, тем беспокойнее становится ночь; проходят с фонарем в руках монтеры, пролетает на неоседланной лошади «дежурный» мальчишка колхоза, поют за рулем шоферы, спорят дехкане, сидя на корточках. Старик запахивает легким плугом, в который впряжены осел и корова, углы пашни там, где не развернулся трактор. Женщины группами подходят с кувшинами воды, чтобы напоить работающих. Псы беспокойно лают в садах, сбитые с толку так страшно проходящей ночью, – уже полночь и роса легким холодком ложится на землю и давно бы пора спать продолжительным сном, как всегда это делалось.

Эти грандиозные сдвиги настойчиво подтверждают, как новое прет из всех углов, как национальные районы, по заветам Ленина, начинают все быстрее оживать и большевистскими темпами строят новую жизнь.

Только на четвертый день на горизонте стали появляться отдельные деревья, рощи, поселения уже почти не скрываются с горизонта. Проехали Туркестан, большую остановку перед Ташкентом. Наконец, въехали в Ташкентский оазис. С обеих сторон железнодорожной линии бегут хлопковые плантации с большими белыми охапками нежного хлопка, участки кукурузы, фруктовые сады, поселки.

Поезд медленно подошел к Ташкенту. Здесь нам нужно было пересесть на местный поезд, который только через 3 часа пойдет на Фергану. В ожидании поезда мы решили осмотреть этот политический и культурный центр Средней Азии. За недостатком времени пришлось воспользоваться автомобилем.

Скоро промелькнул европейский Ташкент, мало чем отличающийся от городов европейской части Советского союза. Но вот мы проехали какие-то ворота, настоящую границу двух городов, двух миров и двух культур, и въехали в так называемый «Старый город»; машина замедлила ход. Здесь уже резко чувствуется дыхание Востока.

Машина идет по лабиринту узких немощеных улиц, окаймленных серо-желтыми глинобитными стенами жилых помещений и заборов с маленькими отверстиями для прохода; окон на улицу нет; дома одноэтажные, обращены всеми выходами и окнами только во внутрь двора. Там внутри идет своя особая жизнь. Она течет так же тихо, спокойно, как протекала уже несколько веков. Там живут десятки тысяч людей, думают свою думу, и что там творится, – известно только тому, кто там живет. Еще сильны здесь законы корана, власть невежества, фанатизма и религиозного дурмана, так крепко держащие в своих цепких объятиях эти десятки тысяч людей. Однообразный, унылый вид кварталов нарушается только на перекрестках, где расположились «красные чайхана», привлекающие все новое, освободившееся от вековых пут старого, от паранджи, от тюрем-домов за глинобитными стенами. Здесь также немало народу. Громадная толпа зеленых, красных, полосатых разноцветных халатов, тюбетейки и белые чалмы, – все это движется около чайхана, образует кружки пьющих кок-чай (зеленый чай) и разноголосо гудит. Иногда новое еще резче бросается в глаза: кино, освещенное ярким электрическим светом, и осаждающая вход толпа; или по узкой улице под барабанный бой в красных галстуках с родной нам песней пройдет отряд пионеров, новое поколение возрождающегося народа.

Через 2 часа мы были снова в поезде.

Со станции Горчаково весь багаж экспедиции и самих участников на автомобилях перебросили в Фергану. По бокам дороги расстилаются поля с крупными розово-желтыми цветами хлопчатника; часть хлопка уже созрела. Шелковистое волокно, нежно-белое, рыхлое, как самая лучшая вата, вздувается из расколовшихся коробочек, и все поле покрыто белым пухом. Плантации хлопка ласкают взор. Но вот показалась Фергана, утопающая в зелени садов. Машина подходит к коммунхозовской гостинице, в которой мы и расположились в ожидании вестей с Памира от геологической группы.

Как только приехали, в тот же день мы вкусили прелести Ферганы, этого города-сада, в прошлом пышного центра Ферганской области и резиденции генерал-губернатора, а в настоящем – только районного центра Узбекской республики. В центре города расположен большой тенистый сад. Здесь же сосредоточены все правительственные, культурные и торговые организации. Целая серия магазинов Узбек-сельпрома, Узбекторга и ЦРКоопа расположилась на Главной улице, против сада. Тут же рядом с ними «Европейские» и «Азиатские» кафе-рестораны, киоски-рестораны, киоски мороженщиков, продающих мороженое на вес, а чуть дальше раскинулся большой базар. Кучи овощей, фруктов, дынь и арбузов. Ряды лавок с виноградом, персиками, винными ягодами и прочими прелестями, выросшими в ферганских садах. В другой части базара интенсивно работают чайханэ и ашайханэ.