Читать онлайн «На качелях XX века». Страница 31

Уже на основании изложенного читатель почувствовал, что не успел ИОХ поселиться в новом здании, как ему стало тесно. Действительно, это помещение могло рассматриваться лишь как временное, и надо было ставить вопрос о строительстве нового здания ИОХа. Бах целиком поддержал меня и обеспечил поддержку Президиума Академии наук. В.Л. Комаровым — тогдашним президентом АН — решение о строительстве ИОХа было принято.

К сожалению, А.Н. Бах придерживался мнения, что академический институт не должен быть большим. Я же хотел построить здание максимально возможного объема, в чем убедить Алексея Николаевича было невозможно. Он вообще был тверд в своих принципах. Но то, что было невозможно сделать убеждением, удалось сделать постепенной настойчивостью и, как можно видеть по зданию ИОХа [219], строительство которого было завершено лишь после войны, оно отнюдь не миниатюрно. В этом состязании старости и молодости победила молодость.

Задание на проектирование было сделано без лишней экономии. Надо было найти человека, опытного в строительстве и оборудовании лабораторных зданий, которому можно было бы поручить наблюдение за проектированием и строительством. Такого человека, с которым мне потом пришлось работать вместе на разных строительствах, — ИОХа, университета, ИНЭОСа — в течение более 30 лет, мы нашли в лице В.А. Целовальникова [220] (фото 26), работавшего в Химико-фармацевтическом институте и создавшего там укрупненные установки. Лето 1940 г. я с семьей жил на даче в Соколовой Пустыни, а Целовальников приезжал ко мне для решения вопросов, возникавших при проектировании. Весной 1941 г. состоялась закладка нового здания ИОХа в присутствии президента АН В.Л. Комарова. К началу войны стены ИОХа «показались из-под земли». Однако война надолго прервала стройку.

Но вернемся к моей деятельности как директора ИОХа. Уже с самого ее начала передо мной встала проблема выработать главную линию, цель научной работы института. Органическая химия так многообразна, что два слова ее названия никак не определяют ни направления, ни цели научной работы. Очевидно было, что искомая линия должна быть связанной с линией развития химической промышленности. В индустрии органической химии стержнем, аналогичным металлургии и машиностроению в тяжелой промышленности, служит промышленность основного органического синтеза. Эта отрасль с ее центральной частью — синтезом на базе углеводородов нефтепереработки — в предвоенное время едва зарождалась.

Эта область индустриальной химии была в профиле и школы Зелинского, и школы Фаворского — двух основных слагаемых ИОХа. Н.Д. Зелинский и его ученики в это время были заняты уже исключительно химией углеводородов и их каталитических превращений. В отделе Н.Д. Зелинского к описываемому времени выделились лаборатории во главе с Б.А. Казанским (каталитический синтез), А.А. Баландиным (катализ), Н.И. Шуйкиным (ароматизация нефти). В школе А.Е. Фаворского одним из основных объектов исследования была химия ацетилена, который в большей или меньшей степени, но обязательно достаточно весомой, должен был стать исходным веществом в индустриальном синтезе и в нашей стране. Среди учеников А.Е. Фаворского выделились И.Н. Назаров [221] и М.Ф. Шостаковский [222]. Первый через некоторое время возглавил лабораторию винилацетилена, второй — лабораторию виниловых эфиров. Работы лаборатории А.Д. Петрова [223], связанные также с ацетиленом и все в большей степени с химией моторного топлива, ложились в русло основного органического синтеза. Чичибабинский «Ласин» работал главным образом в области гетероциклов и имел направление химико-фармацевтическое, так что не подходил к профилю «тяжелого органического синтеза», который я выдвинул основным в деятельности ИОХа. Такое несоответствие декларированному профилю ИОХа большой лаборатории меня не смущало. Я понимал, что в науке приходится считаться со сложившимися направлениями и возможностями кадров и нельзя командовать, как в военном строю. Я понимал также, что и металлоорганическая химия вряд ли сыграет роль в тяжелом органическом синтезе, что мне вместе с металлоорганической лабораторией придется опять быть «кошкой, которая гуляет сама по себе».

Другие лаборатории были маленькими и не шли в счет. Таким образом, более половины людского состава ИОХа двигалось в русле «тяжелого органического синтеза», разрабатывая с чисто научной стороны проблемы, несомненно важные для его индустрии. Частью ставились и решались конкретные практические задачи этой области. Такова, например, была задача ароматизации нефтяных погонов, поставленная Н.Д. Зелинским перед созданной в его отделе лабораторией Н.И. Шуйкина; такова была задача синтеза изопрена на основе ацетилена и ацетона, решавшаяся в лаборатории А.Е. Фаворского. Все такие практические работы вытекали из кардинальных направлений школ. Так же обстояло дело и в металлоорганической лаборатории.

Наши исследования квазикомплексных соединений соприкоснулись с вопросами, важными для военной химии. Был 1939 г., когда фашистская Германия вторглась в Польшу, на Западе шла «странная война» Германии с Францией и Англией, которая казалась похожей скорее на сговор, а наши переговоры с этими противниками Германии окончились ничем. Война приближается к нашему дому. Для химика было ясно, что за двадцатилетие, прошедшее со времени Первой мировой войны, «химия империализма и фашизма» могла подготовить ужасные сюрпризы. Уже и иприт Первой мировой войны оказался достаточно страшным. Кое-какие «достижения» этого рода, относящиеся к первому послевоенному времени, вроде льюизита, тэо-азотистого аналога иприта, были известны химикам из печати. Что еще могло быть нового, неожиданного?

Между тем льюизит построен как квазикомплексное соединение. Мы занялись реакцией ацетилена с хлоридами сурьмы, которые после долгих усилий привели А.Е. Борисова с его золотыми руками к синтезу целого ряда хлорвинильных производных сурьмы, в том числе и точных аналогов льюизита. Однако с ними оказалось возможным работать без всяких предосторожностей, они оказались непохожими на своего грозного аналога. В результате этих исследований нами была открыта цис-транс-изомерия этих хлорвинильных соединений сурьмы, в результате чего и для других хлорвинильных соединений металлов были получены стереоизомеры — для хлорвинилртути и мышьяка. Это было позднее, уже во время войны. Так был открыт нами цис-льюизит, в отличие от его обычного изомера, лишенный запаха, но столь же «агрессивный». Так были открыты и цис-изомеры хлорвинилмеркурхлорида и бис-хлорвинил ртути.

Хлорэтильные производные серы и азота были грозными боевыми ядами. А как обстояло дело с фосфором — аналогом азота? Какие неожиданности и угрозы таит этот элемент? Перешедший в мою лабораторию М.И. Кабачник получает предложение разведать эту опасность.

Он начинает с изучения взаимодействия окиси этилена и треххлористого фосфора, что должно было привести к фосфорному аналогу иприта. Реакция эта оказалась интересной в совершенно другом отношении и ныне используется в промышленности пластмасс. Это исследование «потянуло» за собой другие исследования М.И. Кабачника и его группы в области органической химии фосфора, развернувшиеся в разных направлениях. Особенно важные результаты были получены в первые военные годы. Но об этом позже.

Некоторые плоды тяжелого органического синтеза стали вызревать. На Северном Кавказе на майкопской нефти сооружалась установка по ароматизации нефтяных погонов и по получению этим способом Зелинского толуола. К сожалению, эти работы, столь важные с точки зрения обеспечения производства дефицитным стратегическим толуолом, опоздали к началу войны. С А.Е. Фаворским мы отправились к тогдашнему министру химической промышленности Денисову [224], чтобы доложить ему о новом пути получения изопрена (из ацетона и ацетилена) и далее — изопренового каучука.