Читать онлайн «Урощая Прерикон (СИ)». Страница 10

Когда каторжник снял в тот день рубашку и встал на колени, небо не увидело здоровой кожи — только сплошные старые раны. Шрамы и зарубки покрывали его туловище, что особенно заметно было на спине, ее кожа напоминала растрескавшуюся от засухи почву прерий, на которую он теперь, будто в молитве, преклонил колени. Между холмами мышц вились реки сечений, застарелые шрамы пулевых ранений обозначали на этой карте места, где зарыты клады, многие из этих кладов так и не были вырыты, — пули не были изъяты врачом. Свинец, которым Кавалерия был начинен время обратило в золото опыта. Разум человека — лучший философский камень, боль — необходимый для его работы реагент.

— Господь милосердный, братцы! Видать какой-то картограф принял эту спину за tabula rasa, превратив ее в карту прерий, во всяком случае спина такая же широкая, как степь! Клянусь, я отчетливо вижу здесь Змеиный каньон, стены которого аборигены используют, как заграждения, при ловле и укрощении диких кобыл. А вот и Каньон в форме подковы, в котором находится главная деревня одного из племен… Кажется, Пепельногривых! Да, все верно, Пепельногривых… — в этот момент выглянувший из-за плеча Кнута Мираж посадил в почву разбойника семя идеи. Его язык был столь же сладок и искусен, как и язык змея-искусителя, убедившего Еву испробовать запретный плод с древа познания добра и зла. Разум разбойника был далек от этих двух полюсов, он жил на просторах Прерикона и в суровой серости здешних реалий, ему эдемским яблоком служила нажива. На тот момент посаженное семя еще не взошло в его почве, Кнут только бросил дикий взгляд на Миража, и тот поспешил убраться обратно в толпу, из которой вышел, если, конечно, пройдоха не возник прямо из воздуха, как какой-нибудь джин.

Когда вездесущий плут ушел, Кнут вновь осмотрел спину Кавалерии: так осматривает пахарь поле перед работами. Никакая плеть не ранит больше, чем заточенная сабля, — эта спина пережила по меньшей мере несколько сабельных ударов, однако же вот, — она перед ним! Впрочем, едва ли Кнута это наблюдение в чем-то разубедило, пожалуй, лишь прибавило пылу. Высоко замахнувшись плетью, он нанес первый удар…

На протяжении всего наказания, а ближе к его концу — все громче, зубы Кнута скрипели, настолько сильно ходили его челюсти, будучи крепко сжатыми. Пламя его ненависти разгоралось все сильнее с каждым ударом плети, языки этого пламени взвились в тот день до небес. Его запал совсем не тратился в процессе бичевания, но напротив, лишь увеличивался. Посети чью-то голову мысль вложить зерно Кнуту между зубов, они бы сработали не хуже мельничьих жернов, перемолов зерно в муку в два счета.

Ближе к концу наказания Кнуту подумалось, что вся эта затея была бессмысленной от начала и до конца. И в годы, когда он гнал рабов на продажу, ему не попадалось спины жестче этой, а это ведь был не дикарь, но представитель цивилизованного мира. Казалось, лицо Кнута покраснело больше, чем спина Кавалерии от всех этих побоев. И самое главное, ни разу за все время из крепко сжатых уст бывшего каторжника не раздалось ни звука, ни даже вздоха. Его голос так и не прорезался, а ведь Кнут надеялся на его крик. Эта показательная кара должна была укрепить его власть, но укрепила лишь уважение его людей к Кавалерии. Словом, во весь остаток того дня Кнут был чертовски зол. До того зол, что даже убил Косого, которого и терпели-то в лагере ради того только, чтобы издеваться над ним. Бедный Косой…

Глава третья

Дело у Змеиного каньона

Запад Прерикона — это сплошное нагромождение скал и каньонов, в их разломах текут горные реки, основной источник вод которых — тающие ледники. Каньоны ступенями отвесных утесов поднимаются вверх к могучему горному хребту, чьи заснеженные вершины, видные даже от восточной границы Вельда, издревле пугали слабых и привлекали сильных мира сего. Этот горный хребет, во времена нашей истории по-прежнему остающийся неприступным, зовут Рубиконом. Сколько стихов поэтов посвящено Рубикону, столько и альпинистов сложило головы в попытках достичь его вершин. Говорят, ближе к пикам людей охватывает безумие, они срывают с себя одежду, бросаются в снег и друг на друга, теряют человеческий облик и замерзают заживо зверьми. Пересечь Рубикон означает распрощаться с известным миром и его условностями и уповать на удачу изменчивых земель Палингерии, лежащих по ту сторону гор и наполненных ожившими кошмарами и титаническими чудищами прямиком из древних мифов и легенд. Неспроста Рубикон так высок, не зря живут на свете храбрые люди. Однажды перо экспедитора коснется бумаги и по ту сторону горной гряды, но пока вернемся в западные прерии, где только каньоны, реки, дикари и желтая, выжженная солнцем земля.

Прежде вольный народ Прерикона был един в своей разобщенности: он всегда состоял из кланов, но всегда эти кланы были объединены общим лидером и, несмотря на огромное их число, составляли одно племя. До недавнего времени это было так, но пришедшие в Прерикон колонисты из империи, вступив в контакт с аборигенами, развратили их дарами цивилизации, существенно упростившими их быт и подарившими неизвестные доселе наслаждения. Не всем вождям нравились такие нововведения, вскоре в стане дикарей произошел раскол. На сегодня известно три больших племени дикарей, обитающих в западных и центральных прериях.

Первое и древнейшее среди них — Пепельногривые. Они живут на западе, у самого подножия Рубикона. Никто не знает, как им удается находить в этих бесплодных землях пищу. У дикарей принято считать, что именно от их изначального, главенствующего клана и произошли все остальные. Тогда он назывался иначе, никто уже не помнит его названия, поэтому древнейший клан зовут просто Первым. Он в некотором смысле существует и теперь, примесь его крови есть во всех дикарях, но больше всего она выражена в клане Наследников.

Их кожа желта, как земли западных прерий, волосы серы, как пепел кострищ, а зрачки белы, как заснеженные вершины Рубикона. Именно Наследники — прямые потомки Первого клана — и ведут Пепельногривых. Наследники обладают тайной мирного приручения лошадей Прерикон, они способны подчинить любую лошадь своей воле, даже самую дикую и непокорную без применения к ней насилия.

Пепельногривые — наиболее таинственное племя и первое отказавшееся сотрудничать с людьми, пришедшими с востока, они, однако, были против войны с ними, их путь — самоизоляция.

Второе, а также наиболее многочисленное и воинственное племя — Огненноликие. Большая часть их деревень находится в центральных прериях. Два остальные племени считают их отступниками, за то, что они ослушались традиций и избрали иную тропу, отличную от той, что завещали им общие предки, — тропу войны. Худший кошмар колонистов, где бы не прошли эти безжалостные убийцы на месте поселений людей и даже кланов других дикарей остаются разоренные пожарища и лишенные скальпов трупы, обугленные, как головешки.

Среди огненноликих выделяется клан Укротителей, они не только убивают, но и берут пленников и не гнушаются делать из оставленных в живых людей слуг себе в услужение по примеру имперцев, проделывающих тоже с их братьями. Какими бы жестокими не казались колонистам прерии, но до прихода в них цивилизации здесь по крайней мере не было рабства — и это факт! Теперь оно есть, притом ярко выраженное с обеих сторон.

Помимо ловли людей, Укротители занимаются также ловлей диких кобыл, чем заработали уважение и почет среди других Огненноликих. В деле укрощения они прибегают к варварским методам, истязая и загоняя лошадей, за что их особенно ненавидят Пепельногривые. В основе метода Укротителей лежит подход приручения, заимствованный опять-таки из имперской культуры, — так называемый метод кнута и пряника, только их вариант во много раз грубее и жестче, а еще пряников они не пекут, ограничиваясь человеческим и конским мясом. Случается, что лошадь норовом не подходит под седло: карету повезет, но на себе всадника не потерпит, таких неприступных кобыл Укротители умерщвляют, но прежде чем убить, сбривают им гриву и многократно прижигают их плоть клеймом, — дикари не разъезжают в экипажах!