Читать онлайн «В стране насекомых. Записки и зарисовки энтомолога и художника.». Страница 19

Не морите гусениц голодом. Регулярно очищайте садок от помета. Куколок и коконы перенесите в другую, свободную банку, в которую не забудьте поставить сухую удобную ветку, чтобы она под тяжестью насекомого не упала на дно. И терпеливо ждите выхода бабочки.

Но, как обычно, из всех правил бывают исключения. На моем лабораторном столе произошло нечто противоестественное, не укладывающееся, по моим понятиям, ни в какие биологические рамки. Из желтоватого шелкового кокона, сплетенного гусеницей, которую я нашел в лесу, не вышли ни бабочка, ни наездники, ни мухи тахины. У верхнего конца кокона появилась… кучка яиц. Самых настоящих яиц, очень похожих на грену (так шелководы называют яички шелкопряда), только мельче размером. Яиц было около десятка.

С каких же это пор куколки стали откладывать яички? Привилегия размножения оставлена у насекомых лишь за самой последней, взрослой фазой. По моему, такого не бывало, чтобы из обычной схемы развития бабочки (яйцо — гусеница — куколка — взрослая — яйцо и т. д.) выпало одно звено. Но факт оставался фактом: кокон какого то маленького лесного шелкопряда выдал партию яиц.

Возникает вопрос: если яйца кладет гусеница или куколка, находящаяся внутри кокона, то что будет с нею дальше? Где же в этой укороченной схеме место крылатым бабочкам — самцам и самкам? Да и вообще причем здесь бабочки?

Может быть, пойманная мною личинка принадлежала не бабочке, а другому насекомому? Но это отнюдь не меняло дела. Да и, впрочем, ошибиться я никак не мог: у личинки, помнится, был типично гусеничный облик, разноцветные красивые покровы с длинными пучками волосков, похожих на щеточки, которые торчали ровными рядами вдоль тела.

Следовало бы набраться терпения и подождать, что же будет дальше со странным коконом. Но любопытство, вернее нетерпение, иногда столь нежелательное в энтомологических наблюдениях и не раз мне вредившее, взяло верх и на этот раз.

И вот футляр странного шелкопряда вынут из куколочного садка. Положен на столик бинокулярного микроскопа. Остро отточенная препаровальная игла волокно за волокном постепенно надрывает и режет прочную шелковую обмотку.

Наконец проделано отверстие. Внутри кокона…

Не шелк, из которого сплетен кокон, а именно пух — волокнистые светлые волоски. Точь в точь такие, волоски, как на конце брюшка некоторых бабочек семейства волнянок. Они служат им материалом для устройства постельки для яиц — своего рода теплоизоляция и маскировка. Но подобная утепленная яйцекладка всегда располагается на листьях, ветках и делается бабочкой матерью.

Может быть, бабочка давным давно вышла, отложила яйца на кокон и улетела? Но нет! После тщательно проведенного досмотра и эту мысль приходится отвергнуть. Банка совершенно пуста, ни на стенках ее, ни на дне нет даже малейших следов помета, который обычно оставляют молодые бабочки неподалеку от места рождения: капроновая сетка, которой садок был затянут сверху, целехонька. Могу биться об заклад — бабочки в банке не было.

Тогда я вскрываю шелковый мешок до середины, убираю пух и вижу: верхняя часть кокона буквально набита яйцами (их там штук шестьдесят). И в верхнем конце кокона отверстие, то самое, сквозь которое и вышел тот десяток яиц, что был сверху. Это были уже окончательно созревшие, плотные яйца; те же, что просматривались в средней части кокона, были темнее, прозрачнее и нежнее — еще явно незрелые. Значит, по мере созревания они как то продвигались к отверстию и потом оказывались снаружи. Но мыслимо ли такое: кокон сам по себе производит яйца?

Когда я освободил от пуха нижнюю часть футляра, то увидел еще более странные вещи. Оказалось, что вся масса яиц под коконом обтянута тончайшей прозрачной оболочкой. И в самом нижнем конце этого яйцепроизводящего мешка виднелись восемь тонких суставчатых отростков, которые едва заметно шевелились. В них я с трудом узнал ноги и усики насекомого.

Удивительное существо.

И тут, наконец, понял: внутренность кокона была занята огромным живым брюшком, принадлежащим странному существу, которое состояло из тончайшей оболочки, крохотных хилых ножек и несообразно крупных яичников. Яйца заполняли не только брюшко, но и всю грудную часть насекомого, подступая к самой голове (здесь они были еще темными). Необыкновенное создание было набито яичками буквально по горло.

А к стенке кокона были притиснуты сморщенные остатки шкурок — куколочной и другой, волосатой, в которой я с трудом узнал некогда шикарный наряд пойманной мною гусеницы. Значит, превращение прошло полностью, по графику, и передо мной была вполне взрослая самка.

Разумеется, я тут же зарисовал это удивительное существо. Потом разглядел содержимое брюшка в микроскоп. Оболочка была настолько растянута и прозрачна, что не мешала видеть все тонкости внутреннего строения. На конце брюшка, напротив отверстие в коконе, я заметил мягкую шевелящуюся трубочку — яйцеклад. К каждому же яйцу подходил тончайший белый шнурочек, который, если хорошо приглядеться, пульсировал: к зреющим яйцам подавалась гемолимфа. Особенно хорошо это было видно у самых молодых яиц близ головы.

Забегая вперед, скажу, что на следующий день биение крохотных сосудов прекратилось. Насекомое погибло, безусловно, в результате моей грубой операции вскрытия кокона и удаления пуха. Яйца же оставались живыми еще два с лишним месяца. Лишь через полгода они сморщились и засохли. Этого и следовало ожидать: они ведь остались неоплодотворенными.

Я терялся в догадках. Может быть, эта бабочка случайно оказалась недоразвитой, слабой и не сумела выйти наружу? Но ведь в коконе было отверстие. Однако было то оно не на головном его конце, как положено, а на хвостовом. И может ли самка, сдавленная со всех сторон и изуродованная до неузнаваемости, нести яйца? Мыслимо ли, чтобы мать калека, случайно заточенная в свою детскую колыбель, почти целиком превратилась в потомство?

А если это явление нормальное для данного вида, то каким образом в природных условиях должно происходить оплодотворение, когда самка сидит в закупоренной тесной камере? Быть может, я наблюдал нечто новое, неизвестное доселе науке?

Увы, великого открытия я не сделал. И не обрадовал энтомологов систематиков описанием новой, неизвестной формы насекомого. То, что я наблюдал, оказалось взрослой бабочкой, принадлежащей к семейству волнянок. У некоторых видов этого семейства самки нелетающие, с укороченными крыльями или вовсе без них, но самцы у всех волнянок — обычные крылатые бабочки. Из за резкого различия во внешности полов (полового диморфизма) один из наиболее известных видов волнянок так и называется непарный шелкопряд, кстати, массовый и опасный вредитель лесов и садов. Самцы у непарника гораздо меньше самок, хотя и вполне крылаты. Другая широко известная волнянка, вредящая деревьям и кустарникам, — златогузка, белая бабочка с кисточкой золотистых волос на конце брюшка. Этот оранжевый пух служит для утепления яиц, откладываемых на растение.