Читать онлайн «Оборотень (СИ)». Страница 49

Они видели в последний раз высокую, величественную фигуру старой дамы в то время, как она стояла под аркою собора, куда шла молиться об их благополучном путешествии. Сусанна должна была ехать рядом со швейцарцем-слугою м-ра Феллоуса, которому Наоми доверила свою тайну, а молодые девицы сидели на двух здоровых маленьких лошадках. М-р Феллоус подружился с аббатом «Лебланом, человеком старого галльского типа и поэтому незаряженного такою ненавистью к английской церкви, к тому же он был высокообразованным человеком, так что у них нашлось много тем для разговора и без религиозных диспутов. Двое молодых кузенов, Рибомон и д’Обепин, были преимущественно заняты тем, что высматривали дичь по сторонам дороги, или гонялись друг за другом, в чем иногда принимал участие и Чарльз Арчфильд, хотя он больше держался около двух молодых девиц.

Он рассказывал им о своих путешествиях по Италии, о виденных им картинах и древностях, что внесло жизнь в те занятия, которые ему были так ненавистны мальчиком; он рассказывал им также о состоянии виденной им страны, и при этом было видно, что ум его охватывал много такого, что совершенно было недоступно его пониманию еще так недавно, когда он интересовался только охотою на лисиц или игрою в кегли. Как он предсказывал, все были поражены ужасным состоянием страны, по которой они теперь проезжали: жалкие посевы, телеги, которые тащили парой отощавшая корова и такая же худая женщина, изнуренные женщины с тяжелыми ношами, и одетые в рубище босоногие дети, гнавшие тощую корову или козу на пастбище около дороги, голодного вида мужчины, занятые починкой дорог или работой на своего сеньора, за которую они не получали вознаграждения. В деревнях единственными целыми постройками были церкви и дома кюре, рядом с которыми стояли жалкие шалаши, почти вросшие в землю; у дверей их виднелись страшные старухи с пряжею, более молодые женщины, занятые плетением кружев, и почти голые ребятишки, которые бежали за проезжающими, прося милостыню. Иногда из-за дальнего леса виднелись, похожие на перечницы, башенки какого-нибудь замка или стены монастыря с возвышающимся между ними шпилем колокольни, окруженные зеленеющими лугами; по длинным дорогам, обсаженным деревьями, они приближались и к городам, узкие улицы которых имели вид некоторого благосостояния, а их гостиницы, находясь по дороге к театру войны, были обставлены даже роскошно и снабжены в изобилии всякими припасами и винами. Но повсюду царила страшная нищета, и Наоми сказала, что безуспешность всякой борьбы с источниками этого зла была главною причиной, заставившей ее отца покинуть свою родину, и он боялся, что эта же зараза перенесется и в его новое отечество; Чарльз стал защищать преимущества английской конституции и решительного характера англичан, а Анна, верная своему долгу, указывала на добрые намерения своего крестного отца. Спор их продолжался некоторое время, и Анна не только почувствовала при этом, что она возвратилась в родную среду, но восхищалась благородными чувствами Чарльза и талантов, с которым он излагал их.

В уме ее мелькала мысль, к ее стыду не лишенная для нее некоторого мученья, – не суждено ли Наоми быть исцелительницею его горя и, в свою очередь, не найдет ли она в нем замену утраченного ею героя своих первых девичьих лет? При этом она невольно чувствовала какое-то разочарование в них обоих.

Наконец показались колокольни и башни Дуэ, окруженные грозными укреплениями Бобана, – гладкие зеленые откосы с жерлами пушек, выглядывавших со стен, с ломанною линией равелинов, все это производило грозное впечатление. Маркиз де-Нидемерль выслал им навстречу за несколько миль молодого офицера со взводом солдат, чтобы провести их беспрепятственно через передовые посты пограничного города, имевшего такое значение в военное время; за полмили от городских ворот он сам встретил их с небольшою свитою, в блестящих военных мундирах. Он приподнял свою шляпу с большим белым пером, приветствуя дам и духовных лиц, но оба молодых француза, отдав ему военную честь, быстро соскочили с своих коней и преклонили пред ним колена, в то время как он сам слезал с лошади; потом он перекрестил своего сына и не без слез поцеловал его в обе щеки, точно так же он приветствовал и своего племянника, д’Обепина. Потом поцеловал руку своей кузине, уже знакомой ему, низко, чуть не до земли поклонился при представлении мисс Вудфорд, не так низко м-сье Арчфильду, вежливо приветствовал м-ра Феллоуса и почтил домашнего аббе ласковым словом и кивком головы. Он представлял собою красивую картину, на своей великолепной лошади, в полном военном костюме; правильные черты его загорелого лица и высокая, могучего сложения фигура совершенно подходили к окружающей его обстановке, «настоящий белокурый Рибомон», – сказала Наоми, взглянув на его длинные светлые волосы, связанные позади лентой. «Он совсем похож на портрет нашего прадеда, которого чуть не убили в Варфоломеевскую ночь. Но тут Наоми должна была прекратить свои замечания, так как в это время он подъехал к ней и стал расспрашивать ее о своей матери, жене и детях, не забывая и приезжих гостей.

Анна видела ров и подъемный мост в Портсмуте; но тут, по-видимому, не было конца воротам, караулам, рвам и мостам, и на каждом шагу, во время проезда коменданта с путешественниками, происходила отдача военных почестей. Это была совершенно новая для них обстановка. Их поместили в квартире губернатора, в самой крепости, совершенно не приспособленной для дам, и м-сье де-Нидемерль рассыпался в извинениях перед ними, хотя он, видимо, уступил им свою спальню; и двум девицам приходилось ютиться вдвоем на узенькой походной кровати, а Сусанне – на полу, и оставаться все время в комнате, по причине полного отсутствия в доме женщин. Дамы были приглашены к ужину вместе со штабом, и м-сье де-Нидемерль уверял их, что это доставит высокое удовольствие его товарищам. Наоми объявила, что теперь им предстоит позаботиться о своем туалете, чтобы не уронить достоинства своей родины; парадные костюмы, конечно, были недоступны, но кружева и ленты сделали многое, и светлые локоны Наоми, и каштановые – Анны приняли самый изящный вид под умелыми руками Сусанны. Их немало забавляло множество разного оружия – сабель, пистолетов, шпор, – наполнявшего комнату, в чем извинялся перед ними маркиз, хотя Наоми и уверяла его, что это были самые подходящие украшения.

– Посмотрите, какой набожный, хороший человек мой кузен Гаспар, – сказала она, указывая на маленькую божничку, заключавшую чашу со святой водой, Распятие из слоновой кости, образ Мадонны и несколько духовных книг; недалеко от нее висели миниатюры его матери, жены и детей, также двух молодых кавалеров, на одной из них был изображен отец Гаспара, умерший в молодости, а на другой – дядя Есташ, последний барон Вальвин и Рибомон, о котором ее собственная мать всегда говорила с такою любовью и который служил примером для молодого маркиза.

В это время он подошел к их двери, чтобы вести к ужину, причем он сам подал руку мисс Вудфорд, как незнакомой гостье, а мисс Дарпент вел блестящий полковник. Столовая имела торжественный вид и была раскрашена флагами, а стол убран цветами; во время ужина играл хор военной музыки, и никогда еще ни Анне, ни Наоми не приходилось испытать таких почестей. Все вели оживленный разговор, и особенно Чарльз; при этом у Анны мелькнула мрачная мысль: помнит ли он что сегодня день того страшного 1-го июля?

Был чудный летний вечер, и так как ужин происходил в пять часов, то после него оставалось еще много времени, и маркиз предложил показать иностранцам город и вид с крепостной стены.

– Со мной вы можете все увидеть, – сказал он, – а то могут возникнуть неудовольствия и подозрения.

Он повел их по узким фламандским улицам, между высокими домами с их выступающими верхними этажами, и показал им также духовную семинарию, считавшуюся тогда в Англии рассадником всех католических заговоров, но представлявшую на вид мирное академическое здание, окруженное чудным парком с зелеными лужайками, с клумбами из роз и лилий, посреди которых мелькали фигуры студентов в черных мантиях и с плоскими квадратными шапками на головах, – совсем оксфордская картина, как заметил м-р Феллоус. К нему присоединился здесь один англичанин, католик, из его местности; аббат Леблан также встретил знакомого; и все они отправились вместе на крепостную стену. Маркизу нужно было о многом расспросить свою кузину касательно домашних дел, так что Анна и Чарльз, почти в первый раз со времени их свидания очутились вдвоем. В то время, как они любовались открывавшимся перед ними пейзажем, он сообщил ей о своем разговоре перед тем с одним офицером французской армии, служившим раньше в австрийских войсках во время войны с турками, и что он получил от него много полезных сведений.