Читать онлайн «Тайная история красок». Страница 48

Тёрнер умер в 1851 году, не дожив восьми лет до того момента, когда в палитре художников появились новые краски — анилиновые, которые производили из каменноугольного дегтя, больше ни на что не годившегося. В 1859 году английские химики изобрели еще две краски и назвали их в честь двух городов, где прошли знаменитые сражения австро-итало-французской войны, — маджента и сольферино. Но даже и сам Тёрнер был во многом новатором и успел опробовать несколько новых красок.

В Национальной галерее Лондона хранится одна из самых известных картин Тёрнера, которую он сам именовал «Любовь моя», — «Последний рейс корабля „Отважный“», написанная в 1838 году. Этот пушечный корабль, спущенный на воду в 1798 году, сражался в Трафальгарской битве наряду с «Викторией» адмирала Нельсона. На противоположной стене висит картина Джорджа Стаббса, на которой изображен жеребец в натуральную величину. Но если Стаббс решил обойтись без неба, то Тёрнер уделил ему особое внимание, поскольку небо отражало все настроение полотна. На фоне пламенеющего неба буксир тянет ветерана Трафальгарской битвы в док, где судно превратят в лом. Но и эта картина не дошла до нас в первозданном виде. Дело в том, что, рисуя заходящее солнце над умирающим кораблем, Тёрнер решительно отказался от знакомых красок — киновари, марены, красной охры и даже столь любимого им кармина — в пользу новой, на основе двуокиси йода, изобретенной Бернаром Куртуа, сыном того самого Куртуа, который работал над цинковыми белилами. Друг Тёрнера, уже известный нам химик Гемфри Дэви, продолжил эксперименты с новой краской, хотя с самого начала его и предупреждали о ее нестойкости. В 1815 году он так писал о результатах своих опытов: «Краска изменяет тон под воздействием света». А химик Джордж Филд очень верно подметил: «Нет другой краски, с помощью которой можно получить столь удивительный оттенок, напоминающий лепестки герани, но, к сожалению, он столь же недолговечен, как и цветы».

В момент рисования цвет получался поразительно ярким, и Тёрнер с радостью изобразил на небе коралловые облака, а нам же, увы, остается только представлять себе, какими они были по замыслу великого художника, для которого поиски идеального красного, периодически сопряженные с риском, как и для многих, о ком шла речь в этой главе, продолжались всю жизнь.

2 августа 1492 года Христофор Колумб отплыл от берегов Испании, чтобы открыть новый континент. Но как только «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья» покинули Палое, им пришлось вовсю лавировать, чтобы не столкнуться с несколькими суденышками, битком набитыми испуганными мужчинами, женщинами и детьми. Это были испанские евреи, около двухсот пятидесяти тысяч человек, которым власти дали четыре месяца на то, чтобы покинуть страну, а с момента подписания указа к тому времени прошло уже на два дня больше. Неудивительно, что эти несчастные торопились: они понимали, какая судьба ждет тех, кто нарушит королевскую волю. Еще до того, как Фердинанд и Изабелла подписали указ о том, что отныне в Испании могут проживать исключительно католики, евреев всячески притесняли: сжигали заживо, пытали, забирали все имущество. Год назад еврейская община вздохнула с облегчением, поскольку все ждали новых убийств в годовщину погрома в Севилье, но их, к счастью, не последовало. Увы, худшее было впереди.

Суденышки покидали город с двухдневным опозданием. Скорее всего, на них полно было ремесленников, а также врачей, ученых и людей искусства, — всех их выгоняли из страны, где их семьи жили уже много веков. Короткий срок, который дали беженцам на сборы, был очень выгоден всем испанцам, так как евреям пришлось в спешке продавать имущество по фантастически низким ценам. Последнюю Пасху евреи отметили в Испании через считанные дни после объявления королевского указа, а потому главы семейств, сидя за накрытыми столами, обсуждали, что принесет им новый исход. Возможно, в одной из лодок находился тогда и некий молодой человек, державший на коленях какой-то непонятный предмет, завернутый в тряпки. В карманах у него лежали металлические инструменты, которые больно впивались в ногу, стоило лодке накрениться, но юноша не ощущал боли. Его тоже, как и Колумба, ждал новый мир. И, подобно знаменитому путешественнику, Хуан Леонардо также понятия не имел, что уготовила ему судьба. Если придерживаться темы нашей книги, то можно сказать следующее: Колумб в итоге найдет секретный ингредиент красной краски, а евреи двигались навстречу загадочному оранжевому пигменту.

Путеводители Кремону особо не жалуют: «Симпатичный, но довольно-таки скучный городок». Да, он не так великолепен, как Милан, и не так живописен, как озера на севере. Но я приехала в Северную Италию по делу. «Станцуйте оранжевый!» — призывал Рильке в одном из сонетов цикла «Сонеты к Орфею», описывая оранжевый, словно солнце, апельсин, который притворяется воплощением сладости, но в действительности оказывается довольно капризным. Я мурлыкала себе под нос слова сонета, пока теплым августовским днем ехала в Кремону, чтобы найти тот загадочный оранжевый пигмент, который заставляет петь скрипки. Некоторые величайшие музыкальные инструменты родились в Кремоне, как и лаки, благодаря которым они засияли под стать чарующим звукам, что извлекали из них музыканты. Около 1750 года секрет лака Антонио Страдивари был утерян, и до сих пор никто не знает, что именно он туда добавлял. Долгие годы мастера пытались восстановить рецептуру, и для некоторых поиски превратились в навязчивую идею. Казалось, они верили, что тайна лака даст им ключ и к душе инструмента, и тогда их скрипки будут ничуть не хуже, чем шедевры Страдивари. Некоторые даже решили, что лучшие скрипки так полны жизни и страдания, что, скорее всего, окрашены кровью. Но кровь, высыхая, становится коричневой, а не оранжевой, так что это, пожалуй, метафора.

Город Кремона расположен на берегах реки По. В какой-то момент он разросся настолько, что мог соперничать с Миланом, но сегодня это просто один из небольших городов-спутников. Однако в Кремоне есть своя прелесть. Сердце города — средневековая площадь рядом с собором, построенным в XIII веке. Я сидела в одном из уличных кафе и пила утренний кофе, и тут мимо меня проехал на велосипеде мужчина, на спине которого болтался футляр от скрипки. Он остановился рядом с магазинчиком, торговавшим скрипками, и вошел внутрь. Через окно я видела, как незнакомец о чем-то спорит с продавцом средних лет. Владелец скрипки, жестикулируя, что-то горячо доказывал, а продавец пытался его успокоить. Мне подумалось, что такие сцены здесь не редкость, ведь город связан с именами трех величайших мастеров в истории: Амати, Гварнери и Страдивари.