Читать онлайн «По неизведанным землям Эфиопии». Страница 54

Книга отца Иллариона особенно пришлась по сердцу инокам-простецам. Зато монахи-интеллигенты отнеслись к книге враждебно, усмотрев в размышлениях отца Иллариона «еретическое мудрствование». Один из монахов-интеллигентов, отец Хрисанф, написал рецензию на книгу. «Как же это имя может быть богом, когда Иисусов было много? — вопрошал отец Хрисанф. — Имя Иисус — просто человеческое имя».

Сторонники Иллариона приводили многочисленные тексты из священного писания, где говорилось, что «имя божие есть сам бог». А «раз так, говорили они, то и имя Иисус Христос — бог.

В основе этого сугубо схоластического и догматического опора лежали давние противоречия, восходящие еще к средневековью, ко временам Абеляра, — противоречия между двумя философскими направлениями — реалистами и номиналистами. А начало опору положили еще «перипатетики» и «академики» — ученики Платона и Аристотеля. Проблема заключалась в том, насколько реальны общие понятия — идеи, имена и т. п., существуют ли они вне и независимо от сознания и могут ли быть им постигнуты или же реальны только отдельные предметы, а универсалии, то ость обобщение представлений об этих предметах, — только имена, не существующие сами по себе. Словом, это был давний опор между идеализмом и материализмом, привнесенный в недра православной церкви и вылившийся в диспут между «имяславцами» (идеалистами) и «имяборцами» (рационалистами).

Причины же этой внезапной вспышки на Афоне многовекового спора были отнюдь не схоластические, а сугубо земные.

Иноки-простецы, то есть монахи, вышедшие из низов, были недовольны существовавшими в церковном управлении порядками и ненавидели монахов-интеллигентов, которые возглавляли бюрократический церковный аппарат. И под лозунгами «имяславства» простецы взбунтовались. Произошло то, что нередко бывает в истории те, кто требовал коренной ломки существующих порядков и протестовал против социального неравенства и угнетения, были вооружены ретроградным мировоззрением.

Отец Антоний достал на сторону простецов и защищал их позиции, как и все в своей жизни, с темпераментом и фанатизмом.

Он пишет статьи и прокламации, шлет их в Одессу и в Петербург и делает это с энергией, достойной лучшего применения.

Игумен Иероним выразил недовольство тем, что Антоний возглавил «имяславцеш». «Имяборцы», поддерживаемые Иеронимом, вели себя довольно развязно. Сам Иероним писал на бумажке имя «Иисус» и топтал ее ногами, приговаривая:

— Вот вам и бог.

А когда же Антоний принес игумену солидную рукопись «Аполотия веры во имя божие» и попросил благословения отпечатать ее, отец Иероним перестал сдерживать гнев:

— У вас тут настоящий салат напичкан. Лучше бросьте в печь и сожгите.

Отца Антония эти слова так озадачили, что он воскликнул:

— Да вы и вправду еретик!

В тот же день, 25 июля 1912 года, отец Антоний должен был покинуть скит.

Все второе полугодие в скиту кипели страсти. Отец Антоний поселился в Благовещенской келье и, углубившись в творение «отцов церкви», неустанно продолжал свои догматические, схоластические изыскания в защиту «имя Иисусова» и литературную полемику. Примерно в то время видел его посетивший Афон Н. А. Семенов, который спустя двенадцать лет издал брошюру о событиях того времени. Вот как он описывает отца Антония: «Среднего роста с большим лбом и лысиной, с несколько опущенной головой, рассеянным взглядом, он в то же время производил впечатление человека несомненно ненормального. Когда в церкви во время богослужения он вместо с другими священниками вышел из царских врат и должен был по счету третьим сказать несколько слов монахам, он с опущенной головой стоял в забытьи до тех пор, пока под смех присутствовавших монахов не был разбужен одергиванием сзади стоящего священника. Это было в первый день рождества — 25 декабря 1912». Но Булатович не был ненормальным. Он был фанатиком, одержимым, полностью поглощенным схоластическими спорами. Об этом говорят многие его последующие поступки.

К концу 1912 и к началу 1913 года противоречия между враждующими сторонами ожесточились настолько, что монахи от слов перешли к делу.

Игумен Иероним созвал на собор старшую братию и предложил ей осудить бунтовщиков. Но внезапно собор превратился в суд над самим Иеронимом. «Имяславцы» предъявили ему ряд обвинений, в том числе в неправославии. Братия дружно потребовала, чтобы он отказался от игуменства.

Иероним, естественно, добровольно не изъявил желания отказаться от доходного и видного поста. Тогда братия объявила его низложенным и приступила к выборам нового игумена. Им стал архимандрит Давид.

Как только отец Иероним был низложен, братия пожелала немедленно возвратить в скит отца Антония. Он уже собирался к отъезду в Афины, прибыл на пристань и несколько дней ожидал парохода на Салоники. Но па море была такая буря, что пароходы не могли войти в бухту. Наконец 9 января на исходе дня на горизонте показался дымок парохода. Однако тут как раз прибыл монах и передал отцу Антонию всеобщую просьбу братии возвратиться в обитель и не оставлять товарищей в трудные минуты.

На следующее утро отец Антоний отправился в Андреевский скит, откуда совсем недавно был изгнан. У ворот его встречала вся братия. Монахи приветствовали Булатовича, целовали ему руки. И тут же поведали, что отец Иероним не согласился со своим низложением и обратился за помощью к русскому генеральному консулу в Салониках и в Ватопед.

И вот 12 января отец Антоний и монах Константин с сонмищем «имяславцев» явились в покои Иеронима. Булатович прочитал бумагу, присланную из Ватопеда, где смена игумена была признана законной, и обратился к Иерониму:

— Отказываетесь ли вы от власти добровольно?

Отец Иероним не пожелал слушать отца Антония, который распоряжался в чужом монастыре.

Булатович еще дважды предложил Иерониму отказаться от власти и получил самый решительный отпор.

О том, что произошло дальше, пишет сам Булатович:

«Итак, «во имя отца и сына и святого духа — ура!» — и я сделал движение по направлению к игуменскому столу, но в тот же момент был окружен имяборцами, причем два атлета… схватили меня руками за шею, один спереди, другой сзади, и начали душить. Иероним в это же мгновение протянулся через стол и нанес мне сильный удар в левое плечо. Братия-исповедники сначала опешили… но потом, увидев, что я окружен и что меня душат, бросились выручать… и, освободив меня, потащили (противников) из игуменской кельи. На других иеронимцев мое «ура!» произвело ошеломляющее впечатление… Иероним продолжал восседать на своем игуменском кресле, окруженный все еще густой толпой своих сторонников. Итак, что же? Имяборческая позиция нами не взята… И я снова с криком «ура!» ринулся в атаку и снова был встречен ударами; но снова из коридора подоспели защитники и снова выволокли тех, которые били меня, и снова опустела келья, и снова я остался один. И снова я пошел на «ура», и снова был встречен ударами, и снова выручила братия».