Читать онлайн «Архипелаг мореплавателей». Страница 30

— Нет, этого не может быть! — прервала меня Солинуу. — Я вчера оставила там мыло, завернутое в грязные платья, и крыса не смогла бы до него добраться. Это сделали плохие люди из Ваиала.

— Ерунда, Солинуу. Ведь в прачечной находилось белье и садовый инструмент. Зачем кому-то воровать кусочек мыла, когда там полно более ценных вещей?

Солинуу посмотрела на меня с состраданием, а ее прекрасные глаза недвусмысленно говорили, что эти папаланги не понимают самых простых вещей.

— Они взяли мыло, потому что именно мыло им было нужно!

Признаюсь, я прикусила язык. Ну конечно же, им нужно было мыло, а не машина для подрезания травы!

Потом уже ничего никому не требовалось в нашем доме и саду. И никогда у нас не было таких милых соседей, как «плохие люди из Ваиала».

Самоанцы горды. Прежде всего гордость, а не тяга к материальному благополучию толкает молодых мужчин добиваться титула матаи. Они стремятся занять наивысшее общественное положение, завоевать уважение и почет, а также, что очень важно, активно включиться в политическую жизнь страны. Нужно помнить, что в Самоа нетитулованные граждане не только не могут быть избраны депутатами парламента и занимать какой-либо административный пост, но не имеют даже права голоса. За них голосуют матаи. Поэтому, как только на Прибрежной улице покажется автомобиль, рядом с номером которого выведены буквы М. Р., то есть Member of Parlament[32], можно смело сказать, что он принадлежит матаи высшего ранга. Автомобиль без номера, с гербом на месте регистрационной карты, принадлежит президенту[33].

Казалось, нет ничего проще, как наделить всех самоанцев правом голоса. В конце концов, они сами выбирают своих матаи, а те депутатов парламента. Остается собрать их всех, утвердить новое положение и все. Но это не так просто, как кажется.

Матаи, думали мы вначале, закостенелые тираны, они не хотят дать населению элементарнейших гражданских прав! Наверное, так оно и есть. Но впоследствии мы убедились, что, помимо них, есть и еще один тормоз, может быть даже более существенный. На Самоа уже сейчас много молодых образованных матаи, которые стремятся преобразовать свою страну по более или менее демократическому образцу. Однако они встречают сопротивление именно там, где, нам казалось, должны бы ожидать полную поддержку у простых, нетитулованных граждан.

— Сначала нужно изменить психологию самоанцев, убедить их, что каждый совершеннолетний гражданин, независимо от того, имеет он титул или нет, может оказывать влияние на судьбу своей родины, — говорят эти современные матаи, которые сами вышли из низов и знают, что слишком многие привязаны к традициям.

Существует обычай, по которому на собраниях женских комитетов имеют голос только жены матаи, потому что положение женщины в обществе есть отражение положения ее мужа. Поэтому, как только жена нетитулованного мужчины захочет выступить, ее тут же одергивают такие же женщины, как она сама.

— Кто ты такая, чтобы выступать перед нами?! Так сразу же заявит в этом случае любая женщина, — сказала мне Масиофо Фетауи, жена великого вождя. При этом она добавила: — И это правильно, потому что только мы пользуемся здесь заслуженным авторитетом!

Система матаи, как обычно называется самоанское устройство общества, имеет своих горячих сторонников и врагов в равной степени как среди самоанцев, так и среди пришлого населения. Как-то нам случилось услышать и такой обмен мнений во время одной дружеской встречи:

— Это настоящий коммунистический строй! — восхищался один шведский архитектор.

— Мы прежде всего христиане, и все наше общество опирается на принципы христианства, — возразил ему самоанский учитель.

— Не верьте ему! Они взяли от христианства только то, что их устраивало, да и переделали еще на свой лад! — выкрикнул католический миссионер.

— Благодаря системе матаи у нас нет бездомных, нагих и голодных. Нет людей одиноких и лишенных помощи. У нас нет сирот и брошенных детей, — убеждал всех депутат парламента.

— Как только муж стал вождем, мы никак не можем избавиться от неприятностей. Ты помнишь наш дом? Мы уже в нем не живем, не можем себе этого позволить. У нас все время толпятся родственники. Приходят и остаются. Целыми неделями их нужно кормить. Вечно требуют денег. «Ты — наш матаи. Дай нам на строительство церкви, дай на фиафиа!». Все только дай и дай! — жаловалась молодая маорийка, жена самоанского вождя, который, хоть и был противником системы матаи, взял себе этот титул, чтобы не оставаться в стороне от политической жизни страны.

— Не буду работать лучше. Зачем? Мне от этого не прибудет. Если больше заработаю, придется больше отдать матаи! — говорил молодой техник.

— Я знаю, что у вас на Самоа есть матаи и что каждый член семьи должен или работать на них, или платить денежную контрибуцию. Меня интересует, какой процент своей зарплаты пришлось бы мне отдавать матаи. Сколько? Не может быть! Сто процентов?! — удивлялся бывший банковский служащий, а ныне пенсионер из Соединенных Штатов.

Но «не нужно удивляться, совсем не нужно удивляться, уважаемая пани доктор», — как говаривал наш приятель Сэм. Эта система пережила века, и именно она оберегла самоанцев от уничтожения и моральной деградации, что стало уделом стольких полинезийских народов при их столкновении с европейцами. А теперь эта система сама деградирует и постепенно отмирает. Все на свете устаревает, и на место старого приходит новое.

Я еще не знала философа-бродяги Сэма из Лодзи, когда впервые столкнулась с поразившим меня фактом из области фаасамоа. Это произошло во время моей первой поездки в деревни, расположенные на восточном побережье острова. Я ехала, нагруженная лекарствами и пакетами порошкового молока, которые выделил новозеландский Красный Крест, и очень волновалась перед своим дебютом в самоанской деревне.

Был третий час утра. Автобус, страшно грохоча ржавым железом, катился по ухабам. Перед моими глазами во мраке качались силуэты пассажиров. Сзади, растянувшись на двух сиденьях и сундуке, храпел водитель. Автобус вел его сменщик. Он вел его с энтузиазмом гонщика и с ловкостью фокусника. Вдруг машину занесло, и, заскрипев шинами, она свернула с приморского шоссе на узкую дорогу, пролегавшую между плантациями кокосовых пальм. Через несколько километров автобус остановился перед группой домов, еще погруженных в сон. Наш приезд вызвал неожиданное оживление. Где-то зажглась керосиновая лампа, послышались заспанные голоса, и через минуту на дороге показалась небольшая группа людей. Началась посадка. Сначала сел почтенный старец, перепоясанный древним сиапо, за ним благородная матрона и трое молодых мужчин. В одном из них по жезлу тоотоо и перекинутом через плечо фуэ я признала оратора.