Читать онлайн «Зеленая книга леса». Страница 37

Не каждую осень и не во всяком лесу бывает парад этих нарядных грибов. В соснах постарше, где ни травинки, ни мха, где земля устлана ровным, чистым ковром опавшей хвои, между строгими, сомкнутыми шеренгами стволов стоят без строя и порядка тысячи мухоморов. Рослые, с безукоризненной выправкой, ни кривоногих, ни кособоких, и никаких вольностей с цветом: алая шляпка и белый крап по ней, а ножка чисто-белая. Постарев, рыжеют мухоморы и становятся незаметнее на желтоватой, свежеопавшей хвое.

В тех же сосновых лесах, приподняв над собой пласт лежалой хвои, застенчиво смотрит сквозь узенькие щелочки на красоту соседей-мухоморов зеленушка, не из последних ни вкусом, ни статью, да столько песка и сора на шляпку налипло, что показаться неудобно. Вот и прячется, как золушка, от всех.

Интересна зеленушка: зеленого в ней не больше, чем в спелом лимоне. Пока она под хвоей, под мхом или просто под песком сидит, она вся чисто-желтого цвета. Но только свет увидит — словно хороший летний загар ложится на шляпку. Если не частят осенние дожди, от которых набрякшие грибы ломаются сами собой, то зеленушка крепка и свежа до старости. Появляясь в конце лета, проходит этот гриб по всей осени, и в дни настоящего предзимья, уже после первых снегопадов и морозов, в сосняке можно набрать таких же зеленушек, как в дни бабьего лета.

Только стал встречаться в сосняках-зеленомошниках рядом с зеленушкой ее страшный двойник — бледная поганка с такой же зеленоватой, словно загоревшей шляпкой. Сходство бывает так велико, что не раз рука опытных грибников тянулась к этой одноногой смерти, и тот, кто не успевал заметить, что срезанная ножка белая, а не желтая, расплачивался за ошибку здоровьем или жизнью.

И еще в сосняках есть грибы. Из густого зеленого мха торчат сыроежки. Одни густо-малиновые, лишняя краснота со шляпки даже на ножку стекает, другие — телесного цвета. Красные — толстоноги, мясисты, рослы, розовые — помельче, поизящнее, понежнее. Это не летние недотроги-сыроежки, а крепкие, упругие грибки. У них хватает силенки, чтобы раздвинуть, разорвать плотную моховую подушку и вынести на свет свою яркую красоту.

Тут же, как и летом, на голой хвое россыпь говорушек-чесночников. Тоненькие жесткие ножки, но фестончатые шляпки шире, чем у летних, и запах чеснока резче. Хотя как сравнить, слабее или резче, когда тех давным-давно и в помине нет?

На смену исчезнувшему заячьему грибу явился каштановый моховик, или, как его еще называют, польский гриб. Моховик не такая находка, чтобы наклоняться за каждым, но этот не чета худосочной и червивой родне с пренебрежительными названиями. Крепкий, среднего роста, с точеной ножкой, покрытой легкой сеточкой тоненьких красноватых жилок, с чистой, ровной бархатисто-коричневой шляпкой. Цвет шляпки в сухую погоду почти не изменяется, но даже от небольшого дождя она словно линяет, и ее окраска восстанавливается только у обсохших грибов. Поэтому после ночного дождя сразу видно, какой из них появился на свет до дождя, а какой — после, хотя разница в росте может быть незаметной. У старого моховика низ шляпки светло-желтый и синеет немного, если тронуть пальцем. Чисто-белая грибная мякоть не темнеет на разрезе ни у старых, ни у молодых грибов. Самые лучшие растут среди вековых сосен, где и березы есть немного. То на трухлявых пнях стоят, то, как опенки, у комля живого дерева лепятся, то свободно, как большинство грибов, в траве, по опавшим листьям и хвое рассеяны. У этих красавцев, как и у маслят, редко два грибка срастаются ножками или шляпками. На хорошей грибнице можно срезать сотню-две моховиков, и каждый, как и белый, чем-то будет отличаться от стоящих рядом.

В богатых лесами местах грибная охота испокон веков была промыслом. Любители стали заниматься ею позднее и поначалу, как и в ружейной любительской охоте, брали не что попало, а на выбор: помоложе, покрепче, повкуснее и в меру. Одни ждали апрельских сморчков и после них до следующей весны никаких грибов не трогали, другим нравились первые рыжики, третьим — белые, четвертым — молоденькие подосиновики-красноголовики с неразвернутой шляпкой. На маслят и лисичек были свои охотники, только знатокам давались коротконогие, хрусткие белянки. За опенками шли как на работу по сбору урожая, и никому в голову не приходило вырезать семью грибков-гвоздиков, не ставших подростками. Потом стали интересоваться серыми, зелеными и прочими рядовками, поздними свинушками и мокрушками. Сейчас идут с корзинами в лес и после хороших зазимков: в это время можно собрать сосновые мокрухи и вешенки, а в зимнюю оттепель — грибы-денежки.

Сосновые мокрухи, незавидные и неяркие, — самые что ни на есть осенние грибочки. Их словно первые морозы будят. Все до единого чистенькие: если аккуратно собрать и в корзину мусора соснового не натрясти, то можно и не мыть их перед приготовлением. Эти многих перестоят. Подступит зима всерьез, замерзнут они в камень, застекленеют, завалят их снега. И если будет среди зимы такая оттепель, что откроются лесные мхи, все равно не поднимутся мокрухи, так же как зеленушки и сыроежки. Но, может быть, оживут грибы с весенним названием вешенки.

В опеночную пору вырастают на еще не истлевших стволах поваленных ветром осин, на осиновых замшелых пеньках упругие вешенки. Весной они крупные, светлые, растут быстро, а осенью темно-серые с синевой, цвета тяжелых и низких осенних туч. На молоденькой грибнице их родится множество, но все они мелкие. На старой грибнице, наоборот, грибов немного, но каждый в ладонь. Сидят ярусами, живут долго, растут медленно, никогда не червивеют, заморозков и легких морозов не боятся. Но зима и на них зима. В сильную ростепель на сухих и больных стволах появляются рыжеватые грибы-денежки, зимние грибы. После них ждать грибов до сморчков.

оздний октябрьский рассвет еще где-то за краем земли, и на безлунном небе сияют дрожащим светом тысячи звезд. Не угадать в этом беспрестанном мерцании, когда одну из них на короткий миг закроет птичье крыло. Невидимые летят над землей птицы, перекликаясь друг с другом, стая со стаей, и никаких больше звуков в подзвездной вышине. Только над Усманским бором доносится до них ни с чем не сравнимый рев: голоса сотен оленей, сливаясь в один трубный звук, поднимаются в ночное небо, будоражат округу.

Если бы птицы летели пониже, услышали бы они, кроме этого рева, сухой, костяной стук сталкивающихся рогов. Без секундантов, не видя друг друга, дерутся быки-соперники. Удары так часты, что кажется, будто звери не сражаются, а, стоя напротив, мотают головами, ударяя друг о друга концы рогов. Да мало ли что может показаться в непроглядной лесной темени, когда не видно самих бойцов, а слышны только треск, шорох, топтание и другие звуки боя.