Читать онлайн «История вермахта. Итоги». Страница 5

Но почему же это подчинение ему и всем остальным «аполитичным» офицерам далось так легко? Дело в том, что военная элита Германской империи получила запоминающийся, объединивший ее опыт: она все еще находилась под впечатлением Первой мировой войны и понесенного поражения. Это поражение фронтовики не признали и не поняли. Они знали, что воевали отважно и умело, и потому никак не могли понять, почему капитуляция все же оказалась неизбежной. В результате, вместо того чтобы признать, что с активным вмешательством США в военные действия соотношение сил однозначно сместилось в пользу армии союзников, офицерская каста Германии начиная с 1918 года замкнулась на идее об «ударе кинжалом в спину» — храбрая немецкая армия осталась непобежденной на поле сражения, но в тылу социалисты и пацифисты подорвали обороноспособность населения. Эту абсурдную небылицу придумал генерал Эрих Людендорф [28]. В 1918 году он вместе с Гинденбургом находился в ставке командования армией и сам активно выступал в защиту идеи мирных переговоров, руководствуясь пониманием того, что в военном и материальном отношении рейх был совершенно опустошен. Но ложь, лившаяся из уст Людендорфа, была страстна и пламенна. Не зря консервативно настроенные слои элиты рейха именно так и объясняли гибель вильгельмовской Германии.

Переиначивание исторических фактов позволяло военным оправдать себя хотя бы в собственных глазах. Поражение Германии было для них невероятно болезненным, ведь оно означало для многочисленных бывших офицеров понижение социального статуса. В самом деле, ведь среди прочих элит кайзеровской Германии офицерская каста находилась на высшей позиции и имела всевозможные привилегии. Армия считалась «школой нации», а ее руководители — самыми верными слугами кайзера. С поражением 1918 года военные утратили их особый статус, оказались, в социальном плане, на обочине: новое демократическое парламентское государство хоть и нуждалось в солдатах, но не приближало их ко двору в той мере, как это было в имперские времена. Как следствие, для большинства военных демократическое государственное устройство Веймарской республики было чуждо. Да к тому же многие офицеры оказались попросту лишними, поскольку Версальский договор налагал на побежденную Германию большие военные ограничения. Численность рейхсвера не должна была превышать 100 тысяч человек, запрещено было иметь тяжелую артиллерию и мотопехоту, впрочем, как и военную авиацию, в составе морского флота могли остаться лишь небольшие суда береговой охраны. Мало того, в Версале было официально объявлено, что только Германия несет ответственность за войну. Патриотически настроенные военные воспринимали это как позор. С этим унижением нельзя было мириться.

В кризисном 1923 году французские войска заняли Рурскую область. Официальным поводом для этой операции стала задержка Германии с репарационными выплатами [29], но в гораздо большей мере речь шла о демонстрации власти со стороны великой державы-победителя, какой на тот момент была Франция. Главнокомандующий армией генерал Ханс фон Зеект [30]решился сперва оказать вооруженное сопротивление в случае дальнейшего продвижения французов. Началась даже подготовка к мобилизации. Но разум в конце концов возобладал. Армия рейхсвера обладала запасом боеприпасов, которых хватило бы в общей сложности только на час боя. Таким образом, любое сопротивление было априори обречено на провал, — в лучшем случае оно выродилось бы в нечто типа партизанской войны. В принципе рассматривался и такой вариант, ведь в течение 20-х годов в Германии с ведома руководства рейхсвера существовали тайные хранилища с оружием. Там хранилось оружие в количестве, которое превышало реальные потребности стотысячной армии. Содержание подобных тайников противоречило условиям Версальского договора, но это нарушение относилось к разряду мелких проступков. Но идея партизанской войны тоже была в конце концов отброшена, и остался только призыв к гражданскому населению Рурской области оказывать пассивное сопротивление оккупантам. Ощущение абсолютной беспомощности перед бывшим военным противником стало для большинства немцев настоящим шоком. В особенности оказались унижены военные, обнаружившие в 1923 году, что они не в состоянии защищать свою родину. Военный историк военно-исторического исследовательского департамента генерал Карл Хайнц Фризер в интервью немецкому каналу ZDF в деталях описывает настроение, царившее в рядах офицеров Веймара: «В то время существовала простая формула, позволяющая охарактеризовать воздействие, оказанное Версальским договором на Германию в целом и на ее обороноспособность в частности, — „heerlos, wehrlos, ehrlos“ — без армии, оружия и чести».

Этот новый мировой порядок немецкая военная элита принять никак не могла, — армия жила своей собственной жизнью. В то время, когда демократически избранные политики Веймарской республики пытались как-то повлиять на внешнеполитические реалии 20-х годов, военные эти реалии просто игнорировали. Они смотрели в будущее и видели там совсем другую — отнюдь не слабую Германию. Инструментом необходимого для этого пересмотра Версальской системы должна была стать новая война, и она была возможна только в условиях авторитарного правления. И само собой разумелось, что непременным условием этой войны, которая должна была вернуть Германии господствующее положение в Европе, была массированная программа перевооружения. Которую, в свою очередь, можно было осуществить, только игнорируя или обходя установления Версальского договора. Находясь под впечатлением оккупации Рурской области в 1923 году, военное руководство начало строить планы создания будущей армии. В 1925 году был составлен так называемый Большой план: в нем было детально описано, какими должны быть личный состав и оснащение боеспособной армии. Вместо дозволенных 100 000 было запланировано активизировать от 2,8 до 3 миллионов военнослужащих, вместо семи дивизий вермахта должно было быть 102 дивизии, вместо существовавших до того момента 46 генералов рейхсвера будущей армией должны были управлять 252 военачальника. Большой план отнюдь был не игрой воображения, но четкой инструкцией и продуманным руководством к действию. И после прихода Гитлера к власти он почти дословно был претворен в жизнь. 1 сентября 1939 года при нападении вермахта на Польшу немецкая армия насчитывала более 2,8 миллиона человек и состояла из 102 дивизий под командованием 252 генералов.

Пока же до этого было еще далеко, германское военное руководство должно было запастись терпением: над Германией все еще тяготели репарационные выплаты. Под руководством генерала Вильгельма Хейе [31], преемника Зеекта на посту главнокомандующего, рейхсвер, до сего момента подчеркнуто дистанцировавшийся от политического руководства рейха, стал искать более тесного взаимодействия с правительством. Заручившись его поддержкой, прогрессивный штабной офицер полковник Вернер фон Бломберг, сотрудник министерства рейхсвера, смог разработать «Первую программу вооружения». Ее целью стало создание армии, состоящей из 21 дивизии и обладающей достаточными материальными резервами, чтобы вести оборонительные бои на протяжении шести недель, В 1928 году был утвержден пятилетний план действий. С согласия правительства, но без ведома депутатов Рейхстага, для его осуществления ежегодно выделялось из секретного фонда по 80 миллионов марок. Нужно сказать, что на эти средства не создавались новые дивизии, не вооружались солдаты. Эти деньги были инвестированы в создание проектных, экономических и технических структур, которые позволили бы осуществить быструю мобилизацию персонала и вооружение отдельных подразделений. Таким образом, например, около 1000 фабрик сразу были готовы к тому, чтобы перевести производство на массовое выполнение военных заказов. Итак, к моменту, когда Гитлер 30 января 1933 года занял пост рейхсканцлера, вооружение армии давно шло полным ходом. Восхищенному происходящими переменами новому военному министру фон Бломбергу оставалось только достать из ящика стола разработанную еще в веймарские времена программу вооружения. При этом он получал бюджетные средства практически на любые цели. Приход к власти Гитлера, казалось, создавал идеальные условия для того, о чем так долго мечтали военные. В новых условиях они сформулировали «двухколонную модель»: новое немецкое государство, планирующее в ближайшем будущем новые военные акции, должно опираться на два столпа — партию и вермахт. За НСДАП оставатась политическая и идеологическая мобилизация, на долю же армии выпадали задачи вооружения, а также — планирования военной кампании, целью которой было возвращение Германии статуса великой державы. На 1938 год было запланировано создание полностью оснащенной и боеготовой армии из 21 дивизии. Однако в свете усиления тенденций довооружения Франции и Великобритании этого вермахту явно не хватало. И германский генеральный штаб предложил новый план: его целью была «великая армия», о которой шла речь в Большом плане. Наличие 102 боеспособных дивизий было запланировано уже на начало 40-х годов.